А так...
Но у меня был мой ум. Я был умнее их всех вместе взятых, – речь Лжеца стала торопливой, словно он боялся, что Хозяин уйдет, не дослушав. – Если бы ты видел эти развлечения! Назначают мишень – и давай в нее или в него, в бессмертного Северного бога, метать всяким смертоносным хламом... Смертоносным! Как же!
Особенно это дело любил Сынок. Ему нравилось испытывать боль. Он знал, сволочь, что ничто ему, кроме боли, не угрожает. Что он может наслаждаться своей болью совершенно безопасно...
Хозяин вспомнил рассказы Громовержца о Воине и кивнул. Взглянул мельком на свою руку – раны уже не было.
– Да... – протянул Лжец. – А потом я пошутил... Придумал для Первого развлечение. Я же у них был шутом. «Рыжий, скучно мне! Придумай что-нибудь!» Я и придумал. Придумал... Первый поверил мне – и в результате стал Одноглазым, но зато научился писать стихи. Кто бы мог подумать! А он поверил, дурачок!
А я вдруг понял, что бессмертному может быть нанесен вред. Еще бы – Первый потерял глаз, и глаз не восстановился. Он сам вырвал свой глаз.
И я стал рассказывать Сынку о том, что вдруг найдется какая-нибудь травка, былинка, которая сможет уничтожить его бессмертие... Обязательно найдется. Новая вырастет.
Какие у них у всех были лица, когда я вдруг заорал, что на стреле, на очередной стреле то самое растение. И какое было выражение на лице у него... Как он закричал, рванулся... И знаешь что?..
Лжец даже дернулся, словно забывшись, словно пытался сесть на своем каменном ложе.
– Он ведь мог уклониться. Мы ведь ребята быстрые.., А он стоял и ждал, пока стрела не ударила ему в грудь, прямо под горло. И потом так вдруг взвизгнул – и умер. А потом на землю упала его пустая одежда. Был – и исчез. Только одежда и сапоги. Смешно так получилось... – Лжец попытался засмеяться, но у него получился только кашель, наверное, давно не смеялся, разучился. – Они кричали, суетились... А я ведь видел – они все хотят умереть... Все. И я для каждого из них придумал его собственный страх. Вытащил этот страх из их внутренностей, из самых вонючих кишок... Кому волка гигантского, кому змея морского... Они умирали... Умирали... Почему?
А всё просто – если очень сильно испугать бога... Так, чтобы он поверил в реальность опасности, так, чтобы мука стала совершенно непереносимой... Когда боль или ожидание боли перевесит желание выжить, бог или божок выдавит из себя свое бессмертие, отбросит прочь, как раскаленный камень... Сам отбросит. Сам. Нужно только подобрать для каждого его собственный ужас. Для кого это должен быть Великий морской змей, а для кого просто сломанная игла. И я нашел для каждого его дверь в небытие... И приоткрыл ее для каждого. И даже для себя. То что за моей дверью тупик, я понял не сразу.
Лжец замолчал. И молчал долго. Пять капель успели упасть одна за одной, звонко щелкнув, в чашу.
Факелы прогорели, и мальчишка зажег новые.
– Это ведь страшно, – сказал тихо Лжец. – Когда лежишь неподвижно, скованный камнем, а над твоим лицом, в темноте, змея источает яд... По капле, не торопясь. И капли падают в чашу, а ты не знаешь, когда чаша наполнится и потеряет равновесие.
Ну, ведь страшно же! – закричал Лжец изо всех сил, напрягая горло и срываясь в хрип. – Когда чаша опрокинулась...
Лжец вдруг всхлипнул:
– Я должен был умереть, но я пережил... И жил, пока капли яда беспрепятственно падали мне на лицо. Кричал от боли, проклинал всё и всех, но жил. И когда пришел вот он и снова подставил чашу, а потом снова пришел и расспрашивал меня о былом – я жил. И буду жить вечно... Буду жить вечно? За что?
А тут еще мысль пришла... Гаденькая такая мыслишка.
А если они не хотели умирать? Если это я просто смог найти их тайные страхи... а они вовсе не хотели умирать.
Может, и я не хочу умирать? И готов жить даже вот так, в ожидании мук или даже мучаясь? Жить ради того, чтобы жить?
Голос затихал, слезы текли по щеке, отблескивая в свете факелов, и застывали, превращаясь в камень.
Хозяин оглянулся через плечо и натолкнулся на застывший взгляд мальчишки. Он, не отрываясь, смотрел на Лжеца, на лицо, искаженное страхом и болью.
На лицо бога, искаженное страхом и болью.
Хозяин зажмурился, потом тряхнул головой.
– Ладно, – сказал Хозяин, – хватит слушать этот бред. Это будет подонку наукой.
Лицо Лжеца стало неподвижным, как высеченное из камня.
– Что замер? – переспросил Хозяин. – Чего ты от меня хочешь? Жалости? Какое мне вообще дело до вашей суеты? Ты придумывал себе казнь, а придумал пытку? Это твои проблемы. Это дело твоих рук. И запомни – мальчишка тоже больше не придет. Никто сюда не придет. И будет только темнота и капли боли, рожденные этой темнотой.
А там, вверху, нет никакой змеи. Там только твои мысли, твои страхи, которые сгущаются и превращаются в эти капли боли. И даже на то что змея куда-то уползет, у тебя нет ни малейшей надежды.
Лжец молчал, неподвижно глядя вверх, в темноту, на дно чаши, стоявшей над ним.
– Ты все еще не можешь в это поверить... – заставил себя усмехнуться Хозяин. – Поверь. Так будет лучше. Оставь надежду. И просто приготовься мучиться, тысячелетие за тысячелетием. Пойдем, парень.
Хозяин взял мальчишку за плечо, потянул за собой, к выходу. Мальчишка рванулся, его факел упал на пол и погас. Мальчишка не хотел уходить. Хозяин силой потянул его за собой.
– Не нужно, – еле слышно простонал Лжец. – Пожалуйста, не нужно...
Хозяин зажал мальчишке ладонью рот. Мальчишка ударил рукой назад, целясь в лицо. Разбил губу.
– Вернитесь! – крикнул Лжец. – Вы не можете!.. Мальчишка впился зубами в ладонь Хозяина. Как больно, подумал Хозяин. У бессмертных вообще странные отношения с болью. Смертные переносят ее значительно лучше. Они знают, что боль не может длиться вечно. Бессмертным в этом смысле значительно хуже.
Лжец закричал что-то нечленораздельное, задыхаясь от напряжения. Хозяин представил себе, как бьется в каменных оковах Лжец, как пытается разбить их, как изо всех сил пытается разрушить ловушку, построенную им самим...
Крик заполонил всю пещеру, сжал Хозяина и парня, словно намереваясь их раздавить. Показалось, что еще немного – и гора разлетится вдребезги, открыв северному небу яму, заполненную болью и ужасом.
И все стихло.
Хозяин отпустил мальчишку, встряхнул рукой. Капельки крови шлепнули по камню.
– Всё, – сказал Хозяин. – Всё.
Мальчишка бросился назад, к каменному ложу. И замер потрясенно.
– Надежда, брат, – сказал тихо Хозяин, – штука страшная. Если прицепится – не оторвешь. Разве что с кровью. А избавишься от нее и, считай, умер.
– Ты убил его, – сказал мальчишка.
– Я отпустил его, – сказал Хозяин.
