– Не может быть, – еще раз повторила Вера,
вспомнив морщинистое лицо повзрослевшего Пронькина, его беззубый рот, высохшее
тело и старческую походку.
– В наше время все может быть, – философски изрек
Олег. – Спился Федька. Да еще и срок отмотал. Недавно освободился. Почки
ему в тюряге отбили и селезенку… С ногами вон тоже что-то неладное. Короче,
инвалид сейчас. Третья группа. Ладно еще сантехником взяли, а то бы сдох
где-нибудь под забором…
Вере стало грустно. Очень! И желание увидеться с бывшими
одноклассниками, которое и так-то было слабым, исчезло без следа. Но тут из
актового зала донесся голос бессменного директора школы Ромашина, и Вера,
встряхнувшись, сказала Олегу:
– Кажется, начинается… Пойдем?
– Да на фиг нам торжественная часть? Айда в буфет, наши
все там!
И, не слушая Вериных отговорок, Яшин сграбастал ее, обхватив
плечи, и потащил в сторону буфета. У его дверей было многолюдно. Народ стоял
кучками и весело общался. Среди массы незнакомых лиц Вера рассмотрела два
знакомых: Петра Кочетова и… Она не сразу поняла, что за женщина рядом с ним, но
что одна из ее одноклассниц, точно. Вера хорошо помнила эту улыбку, прищур,
привычку взбивать кудри кончиками пальцев. Только, кажется, и губы, и глаза, и
волосы тогда были другими…
Коллаген-линзы-краска, осенило Веру. И она наконец узнала в
знакомой незнакомке свою одноклассницу Катюшу Старкову – первую школьную
красавицу.
– О, какие люди! – прочирикала та, завидев
Веру. – Сама Чайка к нам прилетела! Навестила родное гнездо!
– Привет, – поздоровалась Вера. От нее не
укрылось, с каким ревнивым вниманием Катя рассматривает ее, поэтому сразу
сказала: – Отлично выглядишь!
И нисколько не погрешила против истины. Старкова
действительно выглядела изумительно, стройная, высокая, ухоженная. Наверняка
она до сих пор считается первой красавицей – только уже не школы, а того
учреждения или фирмы, где работает. «Если она, конечно, работает, –
поправила себя Вера. – Возможно, удачно вышла замуж… Или заимела богатого
любовника – вещички-то на ней все дорогие, да и поддержание себя в столь
прекрасной форме денег требует… А вот волосы Катя зря осветлила. Брюнеткой она
мне больше нравилась…»
– Ты тоже выглядишь хорошо, – вернула комплимент
Старкова. – Вся такая столичная… Ты ведь в Москве живешь?
– В Подмосковье.
– На Рублевке? – завистливо сверкнула глазами
Катя.
Вера успокоила ее отрицательным ответом. Старкова тут же
принялась взахлеб рассказывать о своем визите на Рублевку, но Олег не дал ей
закончить:
– Девчонки, хорош трещать, – пробасил он. –
Пошли в буфет, а то все столики займут.
– Да там наверняка еще полно свободных, –
возразила Вера.
– Это потому, что большинство народа в актовом зале.
Слышишь, там торжественная часть началась. А скоро все сюда припрутся…
– Положим, не все, – хмыкнула Катя. – Я, к
примеру, в VIР-кабинет приглашена…
– Куда? – удивилась Вера.
– В учительскую, – со смешком ответил Петр. –
В VIР-кабинет она переименована на один день. Директор Ромашин туда всех
более-менее важных персон, к коим и я отношусь, пригласил после официальной
части. Точно говорю, деньги на нужды школы клянчить будет.
– И всего-то? – надула губки Старкова. – А я
думала, там намечается что-то интересное. В пригласительном написано:
развлекательная программа и фуршет.
– Ага, споет детский хор и предложат бутерброды с икрой
минтая…
Катя скривилась и, схватив Веру под руку, выпалила:
– Тогда давайте поторопимся, а то и впрямь столики
займут!
И они вчетвером направились к дверям в буфет.
Катя шла торопливо, дробно цокая высоченными шпильками по
каменному полу, Олежка двигался по-спортивному пружинисто, Петр выступал
вальяжно, чтоб не уронить солидности, но энергично, а Вера едва ноги
передвигала. Ей вдруг стало страшно! Страшно встретиться взглядом со Стасом
Радугиным… Да и с Шурой… Страшно заговорить с ними и делать вид, что они для
нее – просто бывшие одноклассники. Первый был виноват перед Верой. Перед второй
– виновата сама Вера. На расстоянии мириться с чувством горечи и вины было куда
легче, а теперь ей предстояло проверить свою стойкость вблизи…
«Дура, зачем я приехала? – мысленно возопила
Вера. – Сейчас опять разбережу душу, и прости-прощай с таким трудом
обретенное спокойствие… – Паника достигла апогея: – Бежать, немедленно
бежать!»
Вера выдернула свой локоть из цепких пальцев Кати и
приготовилась развернуться, чтобы покинуть буфет, но было поздно – сидящие за
столиком в углу Стас и Шура ее заметили.
Глава 2. 1982 год
Верочка лежала в кроватке, накрытая с головой тюлевой
занавеской, и разглядывала сквозь нее свою маму. То, что она видела, ей
нравилось. У многих детей мамы были полными, крикливыми, с похожими кудрявыми
прическами. А у Верочки – худенькая, невысокая, с крошечными ножками Золушки и
тихим голосом, похожим на журчание ручейка. А еще у ее мамы была длинная
толстая коса и завитушки над ушами.
– Что, моя девочка, спряталась? – улыбаясь,
спросила Ульяна и направилась к Верочке, широко раскинув руки, чтобы обнять
дочь.
– Мам-Уля! – Девочка выскользнула из-под занавески
и прижалась своей румяной щечкой к маминому плечу.
– Когда я тебя отучу от этой дурацкой привычки? –
все так же улыбаясь, спросила Ульяна и потрепала дочь по льняным
волосам. – Тебе уже почти семь лет, ты прекрасно говоришь. Скажи просто
«мамуля».
– Мам-Уля! – взвизгнула Верочка и нырнула под
тюль.
– Обезьянка ты моя, – прошептала мама.
Верочка начала говорить очень рано и к двум годам
изъяснялась довольно свободно. Поэтому к ней постоянно приставали
словоохотливые бабульки. «Как тебя зовут, девочка?» – спрашивали они и совали в
пухлый кулачок Верочки выуженные из карманов карамельки с прилипшей к оберткам
шелухой от семечек. «Веуня», – отвечала девочка гордо. «А маму твою как
звать?» – «Мам-Уля». Бабки смеялись: «Ясно, что мамуля, а имя-то у нее есть?» –
«Мам-Уля», – непонимающе настаивала Верочка. И матери приходилось
объяснять, что зовут ее Ульяна, мама Уля то есть. Бабульки смеялись еще
радостнее и одаривали Верочку очередной конфеткой.
Ульяна засмеялась, вспоминая те времена. Дочь тогда была
очень разговорчивой, общительной, компанейской, а сейчас в основном с собаками
бездомными общается. Подойдет к своре, погладит каждую и начинает им о жизни
своей рассказывать.
– Ты чего это зарылась, Веруня? От кого
прячешься? – Ульяна пощекотала дочери пятку.
Верочка дернула ногой и прыснула:
– Я – Спящая красавица!
– Да? А занавеску зачем с окна сняла?
