Вера грустно улыбнулась. А Стас оставался серьезным, если не
сказать хмурым. Его брови были насуплены, губы поджаты. Но Вера знала, что это
может означать не только то, что Стас грустен, озабочен, недоволен и так далее…
Очень часто (по крайней мере, раньше) такое выражение лица у него появлялось,
как предвестник вспышки желания. Вот он только насупился и будто замер,
прислушиваясь к себе и не понимая, что происходит в душе и теле, а спустя миг
из него выплескивается такой мощный поток сексуальной энергии, что устоять
невозможно…
– Стас, не надо, – проговорила Вера и
предупредительно выставила вперед руки. Как будто возвела защитный барьер.
– Что не надо? – хрипло спросил он.
– Не начинай… Не стоит!
Но Стас ее не слушал. Не потому, что не хотел, просто Верины
слова пролетели мимо его ушей. А скорее просто не дошли до них, ведь в них
стучала кровь, не давая проникнуть другим звукам. Стас хотел Веру. В который
раз за день. А уж за прошедшие годы сколько он думал о ней, и не сосчитать…
– Нет! – прошептала Вера в тот миг, когда Стас,
как когда-то, обхватил ее талию. – Нет! – повторила она, чувствуя,
что он все крепче прижимает ее к себе. – Нет! – Но его руки были так
настойчивы, а губы горячи… – Прекрати! – выкрикнула Вера.
– Почему? – спросил он, отстраняясь. Тело его, еще
секунду назад такое трепещущее, сильное, возбуждающее, будто
задеревенело. – Ведь ты хочешь меня так же, как я тебя… К чему все эти
игры?
– Мы не можем, Стас!
И замолчала, вспоминая…
Глава 10. Наши дни
Дядя Витя ввел Веру в школьный класс и, прикрыв дверь,
сказал:
– Теперь нам никто не помешает поговорить!
Вера, из последних сил сдерживая раздражение, процедила:
– Было бы о чем…
– Считаешь, не о чем?
Задав вопрос, Виктор Сергеевич прошел к учительскому столу и
оперся на него. Вера знала, что ему уже далеко за шестьдесят, но верилось в это
с трудом. Радугин выглядел прекрасно! Взгляд поневоле задерживался на его
фигуре. На лице были видны возрастные изменения: кожу испещряли морщины, а
также синеватые ниточки капилляров, на подбородке пробивалась абсолютно седая
щетина, и главное – его брежневские брови с возрастом стали светлее и реже. А
вот фигура оставалась поджарой, ладной – просто юношеской.
– Вера, ты, наверное, не поверишь, но я по тебе
скучал, – сказал Радугин.
– Вы правы – не поверю! – Вера скрестила руки на
груди и исподлобья глянула на дядю Витю. – Зачем вы притащили меня сюда?
Мне казалось, мы все выяснили много лет назад…
– Нет, Вера не все. Я еще тогда хотел тебе рассказать
ВСЮ правду, но…
– Но?
– Возможно, струсил…
– На вас похоже.
– А скорее решил не разрушать твоих стереотипов.
– Виктор Сергеевич, давайте по существу, – устало
вздохнула Вера. – Говорите, что хотели, и я пойду…
– Как ты относишься к Стасу? – невпопад, как ей
тогда показалось, спросил Радугин.
– Нормально. Но при чем тут…
– Вы ведь любили друг друга. А теперь?
– Теперь я отношусь к вашему сыну равнодушно. Он, я
думаю, ко мне точно так же.
– Это ведь я расстроил вашу свадьбу.
– Вы? – несказанно удивилась она. – Да
бросьте, Виктор Сергеевич, вы даже не знали, что мы встречаемся…
– Знал, Вера, знал. Правда, вам удавалось скрывать свои
отношения от всех довольно долго, но подав заявление в загс, вы себя
обнаружили. Пусть с большим опозданием, но информация дошла до меня, и я сделал
все, чтобы расстроить вашу свадьбу.
– Из-за мамы? Или я вам просто не нравилась?
– Ты мне всегда очень нравилась. Но вам со Стасом
нельзя было жениться. Ваше бракосочетание было назначено на тридцать первое
число, а я о нем узнал тридцатого. Работница загса, встретив меня в мэрии,
подошла и стала поздравлять с предстоящим событием. Я сначала не понял, о чем
она, но когда до меня дошло…
– Вы так и не ответили, Виктор Сергеевич, –
перебила его Вера. – Почему вы не хотели нашего брака?
– А ты еще не поняла? Ну же, Вера, не разочаровывай
меня… ты ведь умная девочка…
Вера непонимающе смотрела в его лицо.
– Брату с сестрой нельзя жениться. Во избежание
больного потомства. Да и по этическим соображениям тоже…
Произнеся эту фразу, Радугин замолчал. По всей видимости,
давая Вере время переваривать услышанное. Но секунды бежали, а она все не могла
до конца осмыслить слова Виктора Сергеевича. «Брату с сестрой нельзя жениться!»
– сказал он. Но ведь они со Стасом… Нет, они со Стасом не могут быть братом и
сестрой, что за ерунда? Они – друзья детства, враги отрочества… При чем тут
больное потомство?
– Я не понимаю, – беспомощно сказала Вера.
– Все ты понимаешь, только не хочешь верить. Я бы тебе
раньше рассказал… Хотел, когда ты, размахивая воображаемой саблей, ко мне в
кабинет влетела и стала меня шантажировать… Но побоялся, что ты можешь
неправильно распорядиться этой информацией…
– Не понимаю, – как заклинание, повторила она.
– Когда я узнал, что вы со Стасом собираетесь
пожениться, чуть с ума не сошел. Узнай я раньше, все было бы проще, а тут… у
вас бракосочетание через двадцать часов, у меня же ни одного внятного
аргумента, чтобы разубедить сына в том, что ты достойная невеста. Помню, как я
подошел к нему для разговора. Был поздний вечер. Стас, закутанный в старое
ватное одеяло, сидел на веранде, пил чай и смотрел на звезды. Вид у него был
мечтательный. Не знай я, что у него завтра свадьба, все равно понял бы: мой сын
думает о любимой женщине… – Радугин протянул руку, чтобы коснуться Веры,
но та сделала шаг назад. – Я сел рядом и завел разговор… Сначала ни о чем,
а потом, когда мы перешли на личное, решил признаться ему в своем грехе. Я
рассказал о том, что имел связь с твоей матерью. Но правды в моем рассказе было
процентов пятьдесят. Я, ты уж прости меня за это, оговорил Ульяну. Обозвал ее
психопаткой и предположил, что это наследственное. Видно было, как Стасу
неприятно меня слушать, но также понятно стало другое – я не убедил его. И
тогда мне пришлось сказать ему, что в болезни его матери виновата именно
Ульяна.
– В какой болезни? – тупо переспросила Вера.
– Ольга начала хворать, еще когда Стас в институте
учился. Сердечко пошаливало. Уж куда я ее только не возил, чтобы вылечить! А
Оля все равно болела. Нервировать ее нельзя было. Чуть из себя выйдет, ей сразу
плохо, помогали только нитроглицерин и полный покой. И я наврал Стасу, что ее
довела Ульяна. Сказал, что она явилась в наш дом и закатила скандал. Ложь моя
была жестокой и несправедливой, ведь твоя мать никогда бы себе не позволила
такого, но я готов был обвинить ее во всех смертных грехах, лишь бы Стас
передумал на тебе жениться…
