С хрустом просела потолочная доска, снег начал влетать в комнату.
– Все, пошли наружу, – сказал Соболь. – Тут пришибить может ненароком.
Ватажники расступились, пропуская Серых Всадников.
– Мы догоним, – сказал Рык.
Над головами стучали топоры, трещали и хрустели доски, доносились крики и вой ветра.
– Так это мы его сына перехватили? – сказал Враль тихо.
Ему никто не ответил – все и так было понятно.
– Что молчите? – спросил Враль. – Хоть кто-нибудь понимает, куда мы влипли? Черные, темные, светлые…
– Светлые – это конники, – сказал Кривой. – Возле обоза говорил, и сейчас: десяток светлых, сказал, и четырех разбойников…
– А темные? – снова спросил Враль. – Те, кого в санях везут?
– Слепые, – еле слышно пробормотал Хорек. – Парни и даже девки, лет по шестнадцать, не старше. Может, даже меньше… Я их прошлой ночью разглядел…
– Мать твою, – проорал кто-то на чердаке, доска просела, и в щели появилась нога по колено. Послышались и другие голоса, призывающие неудачника не орать, терпеть, чай, не подохнет. Но тот не унимался: – Ногу, ногу осторожнее!
– Выходит, – тихо сказал Враль Рыку, – что ты прав был. Ночью наших перехватили слепые…
– Они в темноте видели… – Хорек всхлипнул. – Темнота, а они…
– А они – слышали. Как певец в подземелье. Если человек с детства слепой, то может на слух многое делать, – пояснил Рык. – Когда Полоз засвистел, мы сразу к реке побежали, думали, погоня за нами будет… Слепые. Темные.
– Это ж как получается? – сам у себя спросил Кривой, и по лицу его прошла судорога как от боли. – Берешь детенка малого, глаз его лишаешь и делаешь из него бойца? Чтобы на слух дрался, в темноте? Зачем? В безлунную ночь, в подвалах – еще понимаю, хотя факел зажечь – и все, и никто из них никуда не уйдет… Зачем они нужны? И зачем столько?
Распахнулась дверь, и заглянул один из воинов Смотрителя:
– Давай на двор!
– Что так? – осведомился Враль. – Соскучились?
– Смотритель зовет. Ветер вроде стихает, – Воин вышел, хлопнув наружной дверью.
– Вот сейчас и посмотрим, против кого слепых готовят, – сказал Рык.
– Ерунда какая-то… – пробормотал Кривой.
На дворе ветер почти стих, только легкая поземка напоминала о бушевавшей совсем недавно непогоде. С верхушек сугробов слетали тонкие белые струйки и бессильно падали неподалеку.
– Полдень проскочил незаметно, – сказал Враль. – Еще немного – и ночь.
Тень от стены, перегораживавшей проход, медленно ползла в глубину долины, цепляясь за черные обгорелые палки, торчавшие из снега. Это вначале Хорьку показалось, что палки, а потом он разглядел – и тошнота подступила к горлу.
– Людей-то зачем жгли? – спросил Кривой. – Ну, отнести назад, за дом, за стену. В снегу бросить, если не получается, но палить?..
Соболь, стоявший неподалеку, резко обернулся к ватажнику:
– Жалко покойничков?
– Жалко не жалко, только уважать нужно…
– А горелые покойники живым выжить помогают. Черные не только хорошо слышат – еще и нюх у них тонкий, куда там собачьему! А когда горелым несет, им живого унюхать труднее… Понятно?
Гора с рудником была неподалеку, всего шагов, может, сто, ну, сто пятьдесят самое большее. Буря вылизала снег, выровняла его от избы до горы. Грязные, закопченные и окровавленные люди торопливо разгребали снег, выволакивали наружу бревна, палки и доски, складывали из них кучи.
– Не зажжете костров, – сказал Кривой. – Промерзло все. Будете зажигать, только вода потечет.
– Ничего, – отмахнулся Соболь. – Уже умные. Уже все знаем. Натопили жира в прошлые ночи, вон в бадейках стоит.
Кривой не стал спрашивать, из чего топили жир, только сплюнул в снег и оглянулся.
– Есть рогатины или копья? Серый ваш говорил, что щиты нужны…
– Вон лежат, – Соболь указал пальцем в сторону высокой снежной кучи. – Котик, покажи, где что сложили.
Один из чумазых, стоявших возле Соболя, кивнул, двинулся было исполнять приказ, но тут от рудника донесся глухой низкий звук, будто кто-то громадный резко выдохнул.
– В строй! – приказал Соболь.
– В строй, в строй! – подхватили возле кострищ, люди засуетились, вытягиваясь в линию.
Пологий спуск от рудника шел прямо к полуразобранному уже дому между двух высоких утесов. Серая каменная стена здесь была словно выломана.
– Нам молиться нужно и жертвы приносить, что тут проход от рудника к долине один, – сказал Соболь. – Ладно, вы тут стойте, если что…
– Если что, – кивнул Смотритель. – Если прорвутся – я прикрою.
Его люди в чистых белых полушубках выглядели какими-то ненастоящими по сравнению с грязными и оборванными дружинниками и воинами Соболя.
– Ты только смотри, далеко не пропускай, – Соболь, подхватил торчащее из сугроба копье и, стряхнув снег, медленно двинулся к своим людям. – И со мной если что… ты сыну передай, чтобы… Чтобы за матерью присмотрел и за сестрами.
– Я передам, – ответил Смотритель, глядя прямо перед собой, на рудник. – И сам пригляжу…
Хорек глянул на Рыка, но тот стоял слева от Серого Всадника, стоял спокойно, держал меч и кинжал в опущенных руках. Лицо – спокойно. Дыхание ровно. Только костяшки пальцев побелели.
– Держись возле меня, – напомнил Кривой Хорьку. – Слева и позади.
– Хорошо, – ответил Хорек.
Все вокруг замерло. Неподвижные люди, неподвижное серое облако над головами… Только солнце медленно сползало к горизонту.
Что-то черное разом появилось у основания горы, словно гора опустилась в грязь и та густыми потеками поплыла в стороны.
– Держать! – крикнул кто-то впереди, наверное, Соболь. – Не отступать.
– Чего ж они тут стоят, – пробормотал Кривой еле слышно. – В воротах стены стали бы…
Кривой сказал тихо, но Смотритель все равно услышал.
– Они как вода. Стену перетекут поверху. Только на ровном месте еще на что-то можно надеяться…
Грязь из-под горы текла вниз неторопливо. Хорьку показалось, что он слышит бульканье и шипение, но потом понял, что это шорох, сухой скрежет, утробное урчание и треск. Эти звуки усиливались, становились все громче, пока не заполонили все вокруг, поглотив воронье карканье и крики людей.
– Да что ж это такое? – Враль вытащил из ножен меч. – Это ж не люди?
– Это черные, – сказал Смотритель. – Те, от кого первый царь хотел защитить людей.
Враль засмеялся, но смех оборвал: черная волна замерла в нескольких шагах от людей. Теперь Хорек видел, что это была не грязь, не черная жижа, что состояла эта волна из отдельных тел, только не мог он рассмотреть форму этих тел, они казались ему мешаниной суставчатых лап, когтей и клыков. Да и было их, наверное, не так уж много, но сосчитать оказалось невозможно: понять бы сначала, где заканчивается одно уродливое тело и начинается другое.
