Он не стал искать слов утешения. Кричать он тоже больше не стал. Григорий Федорович передвинул с места на место телефон:
– Подай карандаш.
– Что? – сквозь слезы спросила Нина.
– Карандаш подай, лежит возле тебя на полу.
Нина слепо зашарила руками вокруг себя по ковру.
– Справа, – подсказал Геннадий Федорович.
– Ага, я сейчас, – всхлипнула Нина, – сейчас.
Она стала на колени, откинула волосы с лица:
– Сейчас найду, сейчас.
– Давай быстрее!
– Я сейчас, я все приберу. Все… Я быстро… – Нина попыталась собрать бумаги, выронила, снова попыталась…
– Брось ты эту херню, – приказал Геннадий Федорович.
– Сейчас… – Нина не услышала, ее все еще душили слезы.
– Брось, – Геннадий Федорович подошел к секретарше и рывком поднял ее на ноги.
Голова Нины мотнулась. Тушь размазалась, глаза покраснели. Геннадий Федорович брезгливо отстранился:
– Пришла в себя? Что случилось?
– Он… – губы Нины снова задрожали и начали кривиться.
Пощечина остановила новый приступ истерики.
Гиря схватил Нину за шею и притянул к себе:
– Я тебе сейчас, сука, все пообрываю…
Нина судорожно вздохнула.
– Проморгалась? – снова спросил Гиря.
– Да.
– Садись на стул и внятно все расскажи.
– На стул? Да… На стул… – Нина оглянулась в поисках стула.
– Давай, говори. Что сделал опер?
Пока Нина сбивчиво рассказывала, Геннадий Федорович ходил по кабинету. Когда Нина упомянула клуб и графа, Гиря хмыкнул и покачал головой. Нина замолчала и выжидающе посмотрела на шефа.
– Говори, Нина, говори, – махнул рукой Геннадий Федорович, – это я о своем. Как похавали в клубе? Бабок хватило?
Нина замялась. Она готова была рассказать все, как было на самом деле, даже ворвалась в кабинет с этой мыслью, но сейчас снова вернулся привычный страх перед грозным и непредсказуемым начальником. Нина прижала ладони к щекам.
– Говорят, в клубе круто готовят, – сказал Гиря. – И пускают только своих. Прикинь, даже я не смог туда попасть. Даже я… А мента твоего, говоришь, сам Граф принял?
– Да. Как приятель. Они на «ты» были и шутили еще…
– Это круто, лапа, это круто. Круче не бывает, – Гиря сел в свое кресло и потянулся, – сам Граф у Зеленого в друзанах ходит! Круто!
Нина кивнула и робко улыбнулась.
– Ну, пожрали хоть хорошо?
Улыбка на лице секретарши превратилась в гримасу:
– Н-нет.
– Что так?
– Он… Зеленый… мент… Все бабки забрал, сказал что…
Дослушав историю об экспроприации, Гиря присвистнул. Вначале он даже чуть не засмеялся, представив себе выражение лица Нины в тот момент, потом стукнул кулаком по столу. Нина вздрогнула.
– Все бабки забрал?
– Все. Даже тот стольник, что вы мне дали… Сказал, что это все равно для него.
– Бабки забрал…
– И сказал, чтобы я вам не говорила, а то вы рассердитесь.
– А ты, значит, все равно рассказала… – задумчиво протянул Геннадий Федорович.
– Рассказала…
– Так это ты из-за этого разревелась?
– Из-за пирожков…
История с пирожками чуть снова не рассмешила Гирю, а Нину воспоминания чуть снова не довели до слез.
– И даже пирожков мы не поели. Он схватил свой пакет, сунул мне мой, заставил меня заплатить и сказал, что времени у нас уже нет. И мы галопом побежали снова через проходные дворы, а потом через клуб к машине. А потом я пришла сюда, а он отправился снова опрашивать наших…
– И бабки забрал, и за пирожки заплатить заставил…
Нинка тяжело вздохнула.
– Не скули, – небрежно бросил Гиря. Он думал сейчас о Зеленом, неподкупном опере Юрии Ивановиче Гринчуке.
Нина снова вздохнула, словно ей не хватало воздуха.
– Я тебе сказал – заткнись.
Нина вскочила со стула. Ноги ее подгибались, руки дрожали:
– Хорошо.
– Ты сейчас отправляйся, приведи свою рожу в порядок, – приказал Геннадий Федорович, – смотреть на тебя противно.
– Хорошо, – как заведенная повторила Нина.
– Потом позовешь ко мне Братка… Или вначале позовешь, если он крутится возле кабинета. Приведешь себя в порядок… – Гиря задумчиво посмотрел на секретаршу, – мент как, на тебя глаз положил? За ляжки там, за сиськи не хватал?
Нинка помотала головой. Она почувствовала, что сегодняшние неприятности еще не закончились.
– Потом смотаешься домой… ты одна живешь?
– Одна…
– Приведешь там все в порядок тоже, наденешь… У тебя есть какое-нибудь крутое платье? Там, с разрезом до задницы, или с этим… – Гиря сделал неопределенный жест руками, – ну, чтоб грудь почти вся наружу?
Нина помотала головой.
Гиря поморщился, полез в карман и вытащил бумажник. Заглянул в него. Вытащил две купюры по сто долларов. Усмехнулся и спрятал одну назад в бумажник. Вторую бросил на стол:
– Вот бабки, купишь себе шмотки. И белье еще, чулки с резинками… Хватит?
– На хорошее – нет… – автоматически ответила Нина.
– А мне на хрен, чтобы оно было хорошее, тебе все это только на один раз. Обслужишь опера – там посмотрим. Тебе бабок не даю, еще опять мент отберет. Чтобы сегодня вечером его обслужила по высшему разряду!
– Я…
– Что? – Гиря встал из-за стола, и Нина попятилась.
– Я не могу…
– Можешь, милая, можешь. Все можешь. Если ему вдруг в голову придет через тебя весь свой райотдел пропустить – с радостью раздвинешь ноги.
Нина зажмурилась.
– Только не забудь посчитать, сколько клиентов через тебя пройдет. Потом оплачу тебе сдельно! – Гиря засмеялся, – Все, пошла, пошла…
– Пожа… – прошептала Нина.
– Что?
– Пожалуйста, не надо…
– Не надо? – переспросил Гиря. – Закрой рот и делай что тебе велено. Не жмись как целка. Вот смотри…
– Что?..
Гиря вынул из бумажника, одну за одной, три зеленых сотни, веером положил их на стол:
– Вот эти баксы будут тебя ждать. Вот этот президент будет твоим, если ты сегодня зацепишь мента на весь вечер. Вот этот – если переспишь с ним. А этот – если завяжешься с ним на долго. А если ты не заработаешь этих бабок, то я с тобой… Ну ты и сама знаешь, что я с тобой сделаю. Усекла?
