Гринчук говорил громко и отчетливо. Его слышал каждый из сидевших в зале. Его слышали официанты и пианист. И когда Гринчук закончил свой тост, все встали и зааплодировали.
Только Владимир Родионыч… У него по лицу скользнула легкая тень, когда Гринчук сказал о том, что смог заставить судьбу. И тень эту заметил Полковник. И понял, почему она появилась. Но ничего не сказал. Перед его глазами мелькнула странная картинка – рыбак, кажется Владимир Родионыч – опускает руку к баночке с наживкой. А в банке – не червяки, а люди. Рыбак потянулся к одному человечку, но тот – Гринчук? – ускользнул. И гигантская рука потянулась к другому человечку. К Полковнику. Откуда-то сверху, заслоняя солнце…
Полковник тряхнул головой, отгоняя наваждение. Все уже, оказывается, выпили, и рассаживались на свои места. Полковник последовал их примеру.
Спокойно, скомандовал себе Полковник. Проклятый Гринчук, умеет вовремя сказать пакость. Блин. Полковник налил в бокал вина и залпом осушил.
– …все эти достижения прогресса очень опасны, – сказал Доктор. – Мы даже не представляем себе, что с нами могут сделать те же мобильные телефоны. Или правильнее будет сказать – сотовые?
– Все равно, – разрешил Граф. – Вы о микроволновом излучении?
– О чем? – переспросил Доктор. – Нет, я о кнопках. Ужас что может произойти.
Доктор, пользуясь отсутствием Ирины, уверенно прикладывался к бокалу, мысли его и речь текли легко и свободно.
– У меня вот недавно был случай… Моя клиентка, – Доктор оглядел слушателей и счел нужным уточнить, – не из этого города. Да. Приезжая. У меня сейчас множество клиенток издалека. Приезжают, знаете ли…
Отец Варфоломей как бы случайно стукнул вилкой по своей тарелке. Доктор оглянулся на священника и откашлялся.
– Впрочем, это не важно. А важно то, что дама эта, шикарная, поверьте, дама лет тридцати пяти, ухоженная и обеспеченная, собралась разводиться с мужем, с которым прожила семнадцать лет. Семнадцать… – Доктор потянулся за бутылкой, но отец Варфоломей быстро убрал ее в сторону. – И хочет развестись… хотела, представьте себе, именно из-за мобильника. Да.
– Кто-то позвонил? – предположил Граф.
– Нет, – мотнул головой Доктор. – В смысле – да, позвонил, но не кто-то… И не…
Добраться до бутылки снова не удалось.
– Тебе хватит, – сказал отец Варфоломей.
– Мне – не хватит. Позвольте мне самому решать… И вообще, почему это вы мне тыкаете? Я вот вам, служитель культа, торговец опиумом для народ, я вас называю на вы… А вы? Увы… – Доктор печально покачал головой.
– Так что там со звонком? – напомнил Граф.
– Со звонком… Да, со звонком. Муж этой самой дамы отправился к своей любовнице, в салон красоты. Она там работала. Они уединились и приступили к… – Доктор посмотрел на батюшку и хихикнул, – … приступили к нарушению одной из заповедей. Но в пылу страсти муж случайно нажал какую-то кнопку. И в результате позвонил супруге. И она полчаса смогла наслаждаться порнографией в прямом эфире. Муж имел, как оказалось, привычку обсуждать вслух позы и действия. А дама, его любовница, любила покричать. Смешно?
Отец Варфоломей кашлянул осуждающе и посмотрел на Милу. Та отвернулась и внимательно смотрела на Ингу и Гринчука. Очень внимательно.
– И дама не простила измены? – снова поддержал разговор Граф.
– Если бы, – засмеялся Доктор.
Ему было хорошо и свободно. И спокойно.
– Она не смогла ему простить того, что все эти семнадцать лет он не делал с ней того, что делал со своей любовницей. Вот ее любовники с ней это делали, а муж – нет. Представляете? Она мне и говорит… А почему это он ее…
– Пошли погуляем, – сказал отец Варфоломей, вставая из-за стола и вытаскивая за собой Доктора. – Воздухом подышим.
– Я… Чего? Я… Ну, пойдемте, батюшка, – Доктор помахал рукой Инге. – Мы еще вернемся.
Отец Варфоломей вывел Доктора из зала.
– Черт, – спохватился Граф, вскакивая, – Юра, ты мне нужен на пару минут.
– Прямо здесь? – спросил Гринчук.
– В соседнем кабинете.
– Инга, не возражаешь? – Гринчук взял Ингу за руку. – Я быстро.
– Я подожду, – улыбнулась Инга.
– А вот Миле, к сожалению, пора домой, – сказал Гринчук.
– Юрий Иванович! – возмутилась Мила. – Еще только…
– Уже двадцать три ноль-ноль и тебе пора домой. Пошли, я тебя посажу в машину. Полковник, можно попросить вашего водителя…
– Ради бога, – отмахнулся Полковник.
Граф ждал Гринчука в коридоре.
– Подожди, – попросил Гринчук, – я отправлю даму.
Мила обиженно молчала до самой машины. Но когда Гринчук открыл дверцу перед ней, Мила заглянула ему в лицо:
– Вы счастливы, Юрий Иванович?
– Да, – улыбнулся Гринчук. – Я счастлив.
– И вы уже не боитесь потерять Ингу? Помните, вы говорили?
– Помню. Не боюсь. Не потеряю. Никогда. Ясно?
– Ясно, – серьезно кивнула Мила. – Счастливая Инга…
– Посмотрим, – Гринчук поцеловал Милу в щеку. – Новый молодой человек появился?
– Пока нет. – Мида села в машину и помахала Гринчуку рукой. – До свидания.
Гринчук посмотрел машине вслед. Не торопясь вернулся к «Клубу». Чуть в стороне от входа стояли отец Варфоломей и Доктор. Доктор что-то оживленно рассказывал, размахивая руками.
Май выдался жарким, и хотя солнце уже село, стены и мостовая продолжали источать жар. Гринчук даже потрогал стену. Теплая, как остывающая сельская печь.
Гринчук глубоко вдохнул. Где-то неподалеку цвела сирень.
Хорошо, подумал Гринчук. Может действительно – все бросить, оборвать все связи и уехать далеко-далеко… Вот закончить свои дела и уехать. Помочь Михаилу и уехать. Проследить за тем, чтобы Доктор не спился на старости лет и уехать. Сделать…
Гринчук улыбнулся. Ничего. Как бы там ни было – он сделает все как нужно и уедет. И никто не сможет его остановить. Будет так, как решит он, Юрий Иванович Гринчук. Будет так, как должно быть. И не иначе.
– Гринчук!
Голос прозвучал откуда-то сзади и слева. Знакомый голос. Гринчук, не оборачиваясь, усмехнулся. Смешное могло быть продолжение у вечера. Как в кино. Поздний вечер, улица, одинокий герой-милиционер, его окликают сзади и весело решетят из двух-трех стволов.
Гринчук медленно обернулся.
– Можно подойти? – спросил Абрек.
– Медленно, с поднятыми руками, – засмеялся Гринчук.
– Я подхожу, – предупредил Абрек и вышел из тени под свет фонаря.
– А говорят, что вы и спиной видите, – приближаясь, сказал Абрек. – И ночью.
