Из больницы вышел немного осунувшийся Левчик. Побродив по разгромленной квартире, он несколько раз печально вздохнул, покормил рыбок в аквариуме и отправился к Мастеру. Того интересовали варианты размещения части общака в бизнесе. Времена, когда общак лежал в чемодане под кроватью, прошли. Нет, изрядная сумма имелась и наличными. На всякий случай. Но две трети бабок крутились в банковской системе, принося прибыль и позволяя контролировать некоторые фирмы совершенно законным способом.
И тут Левчик был практически незаменим.
Мастер знал это и ценил. То, что Левчик был наказан, ничего не меняло. У Левчика была работа, и уйти с нее на пенсию было невозможно.
– Как сердце? – спросил Мастер, поздоровавшись.
– Стучит еще, – ответил Левчик.
Врачи рекомендовали ему не волноваться. Поэтому он старался не вспоминать о расплющенном обручальном кольце и нарезанных в мелкую лапшу картинах.
– На меня зла не держишь? – спросил Мастер.
Левчик выразительно пожал плечами. Действительно, обижаться на Мастера или не обижаться – все было одинаково бесполезно. Левчик был Левчик, а Мастер… Если бы Левчик даже захотел перегрызть обидчику горло, то не смог бы допрыгнуть. Не тот уровень. Не тот уровень, раз за разом напоминал себе Левчик. Не нужно иметь желания там, где не имеешь возможностей.
Свое место Левчик знал, но от этого легче не становилось.
– Ничего, – сказал Мастер, усаживаясь за обеденный стол у себя в комнате. – Я хотел с тобой посоветоваться. По поводу нашего безнала.
– Да, – Левчик достал из кармана «паркер» и блокнот тесненной кожи.
Левчик любил красивые и добротные вещи.
– Убери, – недобро улыбнулся Мастер. – Я тебе буду говорить, а ты запомнишь. Прикажу забыть – забудешь. Прикажу сделать – сделаешь.
Левчик торопливо кивнул. С Мастером вообще спорит было опасно, а когда он говорил подобным тоном – смертельно опасно.
Беседовали они долго, почти до самого вечера. Беседу прервал телефонный звонок. Мастеру сообщили, что Зеленый в городе. И что у него сегодня вроде как обручение.
– Ладно, – сказал Мастер и отпустил Левчика до завтра.
Потом Мастер созвонился с приближенными и вбросил идею о подарке Зеленому. Правильный мужик, сказал Мастер. Из ментовки ушел. Из города уехал. Вел себя по-человечески. Почему бы и не поздравить?
Идею поддержали, быстренько собрались и прикинули, что дарить «шестисотый» смысла нет, а вот что-то для души…
Наверное, кто-то из авторитетов подключился к выбору подарков только из-за того, что это предложил Мастер. Кто-то искренне хотел сделать что-то этакое странному и не похожему на других Зеленому. Мастер же исходил из совершенно конкретных соображений. Этими соображениями он ни с кем не делился. Он даже и сам толком не знал, понадобится ли ему это, но если окружающие будут думать, что у них с Гринчуком трений нет – будет спокойнее. Особенно, если придется рано или поздно Зеленого убрать.
Мастер помнил ночной разговор. Помнил, как сорвался тогда, помнил, что мент полез туда, куда ему лезть не следовало. Не следовало также и торопиться. Мастер не любил спешки. Ждать удобного случая он мог долго. И ожидание это даже доставляло Мастеру какое-то странное удовольствие.
Твердо Мастер знал одно – все нужно решать этим летом. Больше ждать нельзя. И терпеть больше нельзя. Невозможно больше терпеть.
Подарок Зеленому вручил Абрек. Не через «шестерок» же передавать подарок уважаемому человеку. Абрека, к тому же, если что, не так жалко.
На следующий день Зеленый уехал. Многие вздохнули облегченно. Подарки подарками, а то, что Гринчук может приносить несчастье, уже верили почти все пацаны. Его появление было сродни появлению Летучего Голландца. Может быть, просто испугает. Может быть, отправит на дно ко всем чертям.
Тридцатого мая Гринчук вернулся в город. Вместе с ним приехал Михаил. Первый визит они нанесли, естественно, Владимиру Родионычу. Визит был кратким, официальным.
Михаил сказал, что чувствует себя хорошо, что врачи не находят у него ничего опасного или даже серьезного. Владимир Родионыч поулыбался, пожелал удачи и попрощался. Перед Гринчуком Владимир Родионыч извинился за то, что не сможет сразу отпустить Ингу с работы. Принимая во внимание ее скорое увольнение, времени на передачу дел новой секретарше было очень мало.
Новую секретаршу звали Алла, она имела два образования – юридическое и финансовое, была ослепительно красива и, естественно, совершенно одинока в свои тридцать лет. Где Владимир Родионыч умудрялся находить таких – оставалось загадкой.
Инга успела только помахать Гринчуку рукой и договориться с ним встретиться вечером.
– Вы ее долго не задерживайте, – сказал Гринчук Алле на прощание, улыбнувшись как можно обаятельнее.
Алла даже не оглянулась в его сторону.
– Старею, – покачал головой Гринчук и вышел из приемной.
Чем он занимался в течение всего дня, никто толком не знал. Видели Гринчука возле «Клуба», потом возле гимназии. Заехал он также к отцу Варфоломею. Михаил сопровождал его во всех поездках, сидя за рулем. Выглядел Михаил спокойно, как, впрочем, и всегда. К своим знакомым Михаил не заезжал. Вечером завез Гринчука к Инге домой, а сам отправился ночевать в пустующую квартиру Ирины.
Утром Инга на работу не пошла.
Михаил отвез ее и Гринчука на вокзал, где они купили билеты на завтра. Потом проехали по магазинам. Михаил ждал в машине, а Гринчук и Инга ходили от одного отдела к другому, подробно расспрашивая продавцов и громко обсуждая планы на отдых. После обеда Инга поехала в приемную к Владимиру Родионычу, забросив предварительно пакеты с покупками к себе домой.
У Гринчука была какое-то дело за городом, и ночевать он собирался там же.
– До завтра, – сказала Инга.
– Пока, – Гринчук помахал рукой, и «джип» уехал.
Утром тридцать первого мая…
Маю оставался всего один день. Тридцать дней до этого он вел себя почти прилично, не заставляя людей маяться больше обычного. Ему нужно было потерпеть всего один день. А он не смог.
Или от последнего месяца весны зависело не все. Может быть, что-то или кто-то, все решил за него. Может быть, его кто-то просто подставил.
Как бы там ни было, утром тридцать первого мая притихшая, было, жизнь, сорвалась с цепи.
Михаил завез Гринчука к Графу. Нужно было обсудить где, когда, а главное – как праздновать свадьбу.
Стоянка перед «Клубом» была запрещена, поэтому Михаил, выгрузив Гринчука, отправился по его просьбе на рынок за цветами.
Разговор с Графом занял минут сорок. Граф угостил Гринчука каким-то совершенно эксклюзивным квасом, изготовляемым в «Клубе» по древнему рецепту. Гринчук попробовал, подтвердил, что да, что всякие колы и рядом не стояли с таким шедевром национальной кулинарии. Граф, по обыкновению, проводил Гринчука до выхода.
