Однако Беатрис всегда рассказывали, куда это они ни с того ни с сего уезжают и что это за неотложные дела. Так что она, скорее всего, лучше нее разберется в этом загадочном послании.
— Беа? — она просунула нос в дверную щель. — Ты спишь?
— Еще секунду назад спала, — послышался сонный голос.
О, Беатрис была непревзойденным мастером делать всех вокруг себя виноватыми! Еще бы, если так каждый день практиковаться на своей младшей сестре, тут в любом деле достигнешь мастерства. Ее все всегда раздражает. Зануда, одним словом…
— Я тебе должна что-то показать, — и Грейс рассказала ей историю с маленькой яхтой и тайным посланием, которое явилось из темноты и тут же в темноте исчезло. — Вот, сейчас, только свет зажгу.
Моргая от света, Беатрис нехотя села в постели и прочитала ее каракули.
— Чушь собачья, — вынесла она вердикт.
— Такого слова нет у Морзе. Это письмо папе!
— Все, кто пишет письма папе, знают, что он уже больше года тут не живет.
— Да, но если это касается семейных дел Кэхиллов, то может, и не знает. Кэхиллы разбросаны по всему миру. И, возможно, они общаются между собой не только по почте, но еще как-то. Подумай, ты же больше знаешь про дела Кэхиллов, вдруг ты что-то вспомнишь?
— Я знаю про дела Кэхиллов достаточно, чтобы держаться от них подальше. И не иметь с ними ничего общего.
— А вдруг это что-то важное, о войне? Чтобы остановить ее, и тут сказано, как?
Грейс сказала это наугад, просто выдавая желаемое за действительное, потому как реальность была совсем иной, и конца войне в те времена не предвиделось, а миллионы людей каждый день умирали в тылу и на фронтах.
— Послушай. Что бы ты там ни воображала себе на счет Кэхиллов, я скажу тебе правду. Это семейство веками живет во лжи и в плену каких-то собственных амбиций и иллюзий. Они ведут очень опасную игру, ненавидя друг друга и поджидая момент, когда можно воткнуть нож в спину. Они мнительны, и каждый уже столько раз приукрашивал свое понимание истины и очернял других, что они сами запутались, где правда, а где ложь. И если в этом доме появится хотя бы еще одно зашифрованное послание для отца, я просто сойду с ума!
Грейс вскинула на нее вопросительный взгляд.
— Это уже не первое?
— Я не собираюсь расшифровывать эти сумасшедшие бредни и заниматься толкованием чужих галлюцинаций.
— Но Беатрис, это же была воля наших родителей, чтобы ты стала главой семьи и узнала все наши секреты. Разве тебе не хочется стать главным Кэхиллом?
— Мне хочется… — Беатрис решительно встала с постели. — Мне хочется жить, как простой нормальный человек! А мир Кэхиллов — это сборище безумцев! И я в этом участвовать не собираюсь. Я выхожу из игры. Раз и на всю свою оставшуюся жизнь! И тебе советую, если ты желаешь себе добра. А теперь быстро спать!
Грейс впилась глазами в лицо сестры и готова была поклясться, что за маской презрения и надменности, в ее глазах скрывался… страх.
Страх.
Ну что ж, не хочет помогать — не надо. И она имеет на то право, потому как знает, сколь высоки и опасны ставки в этой игре. Она не хочет рисковать и страшно боится даже упоминания о тайне Кэхиллов.
Грейс это даже не злило. Скорее разочаровывало и добавляло жалости к сестре. И это неудивительно. Беатрис всегда была такой: если что-то решила, то разубедить ее невозможно, как невозможно сдвинуть с места Приморские Альпы.
Она встала посреди парадной залы, словно впервые увидев свой дом. Их вилла в Монте-Карло была творением талантливых архитекторов и по своему убранству скорее походила на дворец, а по собранным в ней коллекциям — на музей. Огромные, от пола до потолка окна выходили на море и прибрежные горы. Вилла стоила немыслимых денег, но, кроме нее, Джеймс Кэхилл владел еще пятью подобными особняками в разных точках света. Богатство говорило само за себя, но оно было не главным. В их доме хранились редчайшие, уникальные произведения искусства, которые ее родители привозили со всего мира, даже из таких далеких уголков, что их нельзя сходу найти на карте. Одно это говорит о могуществе Кэхиллов и их особом месте в мире. И пусть Беатрис утверждает, что хочет, но ей, Грейс Кэхилл это не все равно! Тем более, сейчас, когда идет война и весь земной шар потонул в хаосе. И пусть ее отец покинул сцену, и Беатрис пошла по его стопам, отказываясь принимать участие в этом, как она называет, «вечном спектакле». Пусть.
Значит, мантия достанется ей, Грейс Кэхилл.
«Я сделаю все сама».
Она вернулась в спальню и села к столу, склонившись над загадочным посланием. Чем больше она на него смотрела, тем меньше в ней оставалось решимости. Желать что-то сделать совсем не то же, что знать, как это сделать. Она решительно сжала зубы и стала думать. Смерть матери. Исчезновение отца. Этому она была бессильна помешать. Семья ее разрушилась, не выполнив своего предназначения, но его еще никто не отменял. И роль Джеймса Кэхилла осталась прежней, хотят они с Беатрис того или нет. И она единственный человек в семье, способный выполнить эту миссию. Если только у нее получится расшифровать послание с яхты.
Вот только как?
Мадам Фуршетт была в ярости.
— Что я скажу вашему отцу, когда он спросит меня, почему его дочь выросла такой невеждой?! — кричала она. — Почему вы не можете быть, как ваша сестра?
— Потому что она одна такая, — пробурчала Грейс.
— Беатрис сделала все домашнее задание, а вы не написали ни строчки! Я выясню, в чем дело! — угрожала учительница.
«Да только не ее ума дело». Она всю прошлую неделю день и ночь, потеряв покой и сон, пыталась разгадать послание с таинственной яхты. Она перерыла всю домашнюю библиотеку, а когда не нашла ответа, обратилась к библиотеке Княжеского дворца в резиденции Гримальди. Теперь стало очевидно, что между людьми по имени ВС, бычьим глазом, Белым домом, утром, факелом и кольцом нет ничего общего. А этот «ДжСП», кто он вообще такой?! Или такая? Она все-таки хорошо знала своего отца и помнила, что в круг его интересов не входят ни Джек-Рассел, спортивный пегий, ни Джорджийская Служебная Почта, ни Джордания серебристо-пятнистая, кем бы она ни была.
— Я так и предполагала, вам даже нечего сказать в свое оправдание, — ледяным тоном продолжала мадам. — И поскольку вы не в состоянии написать сочинение, я требую, чтобы вы пятьсот раз написали предложение: «Я должна выполнять домашнюю работу». И немедленно, s’il vous plait.
Грейс почувствовала, что сейчас у нее голова разорвется на части от боли. Представила эту бессмысленную работу, когда ей предстоит сделать столько всего важного… Хотелось ударить кулаком по столу от злобы.
Спускаясь по винтовой лестнице в спальню, Грейс услышала звон стекла из нижней гостиной. Фиске… Опять он разбил очередной шедевр. И куда смотрит Жизель? Ответ пришел из радиотранслятора, который стоял в прихожей. Оттуда раздавалась музыка по каналу Би-Би-Си из Лондона. Английская музыка была гувернантке явно интересней годовалого младенца, который все сносит на своем пути.
