— Пшел вон!
— Как вам будет угодно, — с достоинством молвил
Чарльз. — Только впредь прошу не заставлять меня обрабатывать розу
химикатом от вредителей. Это бесполезно.
Выдав сие, Чарльз скрылся, аккуратно притворив за собой
дверь.
— Зачем Лютый мочится на твои розы? — недоуменно
спросил Андрей сразу, как только дворецкий покинул помещение.
— Да говорю же — у него все внутренности повреждены. В
том числе мочевой пузырь. Долго терпеть не может. И попросить Чарльза, который
его до дверей провожает, показать, где туалет, тоже не может. То ли стесняется,
то ли боится, как говорят японцы, лицо перед холуем потерять… Вот и мочится
сразу, как спускается с крыльца и заворачивает за дом — там у меня как раз розы
высажены — думает, его никто не видит… — Хан немного развеселился. —
Только мой Чарли его вычислил (ему бы в британской контрразведке работать,
агентом 007) и теперь постоянно бегает мне жаловаться. Запретите, говорит,
господину Лютому орошать кусты, от его полива они чахнут… А как я Альберту
скажу? Унижу ведь…
— Быть может, стоит показать ему, где находится туалет?
Как бы между делом… Плиткой диковинной похвастать или унитазом с автоматическим
смывом. У тебя ведь такой?
— А ты откуда знаешь?
— Мы в люксовые номера нашей гостиницы вынуждены были
такие же поставить, так как туристы из России были недовольны тем, что в
пятизвездочном отеле «отстойная» сантехника…
— Завтра же Альберта в свой толчок свожу — а то розы у
меня и впрямь загибаются, — хмыкнул Хан. Но тут же стер с лица улыбку и
заговорил серьезно. — Ладно, посмеялись, и будя. Теперь о деле. Ты,
Андрюша, держи меня в курсе всего, ладно? Особенно что касается ваших контактов
с Лютым. Любая информация, поступившая от него, должна быть известна мне. Я ее
перепроверю. Для нашей общей пользы.
— Ты специально ему поручил это дело? Чтобы проверить,
не он ли все затеял?
— Конечно… При других обстоятельствах я нашел бы тебе
помощника поприятнее. Да и Лютого лишний раз не стал бы травмировать — ему твоя
смазливая физия серпом по яйцам… — Хан тяжело встал с дивана, прихрамывая,
подошел к окну, выглянул в сад, где Чарльз поливал из шланга многострадальный
розовый куст, и тихо добавил: — Я ведь его выходил, когда он помирал. Лучших
врачей ему нашел, хирурга, физиотерапевта… Травника из Китая привез. Он его
водичкой какой-то отпоил, Альберт и начал вставать, а до этого лежал… Он тогда
в ноги мне упал, сказал, что по гроб жизни должником моим себя считает… —
В голосе Хана появилась горечь. — Неужели забыл?
— Я, конечно, могу ошибаться, но процентов на
восемьдесят уверен, что Лютый тут ни при чем…
— Тогда кто?
— Никто. — Андрей покатал по столу абрикосину,
подбросил ее и положил обратно в вазу. — Потому что девушек убили без
оглядки на тебя. До тебя заказчику дела не было. Его цель — они, не ты. Я бы
поверил в твою теорию, если бы покойницы не были связаны… Но они знали друг
друга, у них одно прошлое, одна и та же болезнь…
— Но разная смерть! Одну убили чисто, не подкопаешься,
вторую, наследив до неприличия…
— Заказчик один — исполнители разные.
Хан задумался, переваривая услышанное. Взгляд его блуждал по
саду: то останавливаясь на худой спине Чарльза, то перекидываясь на кудри
виноградных лоз, то скользя по пышным хвостам павлинов, копошащихся под
абрикосовыми деревьями. Наконец он уперся в тугую струю воды, бьющую изо рта
мраморного кита, венчающего фонтан, и Хан сказал:
— Будем надеяться, что ты прав… И если ты прав, Альберт
найдет убийцу.
— Мне нужен не только исполнитель, но и заказчик.
— Я так и понял… — Хан оторвал взгляд от окна,
обернулся, впился своими пронзительными черными глазами в лицо Андрея. —
Что ты с ним сделаешь?
— То же самое, что сделал отец с убийцами моей матери.
— Убьешь?
— Да.
Хан сокрушенно покачал головой, и было неясно, что он
выражает этим жестом: осуждение или сожаление.
— Зачем марать руки, сынок? — тихо спросил
он. — Попроси дядю Арама, он даст людей…
— Нет, я сам.
— Тебе не нужно во всем подражать отцу… Ты — не он.
— Считаешь, у меня кишка тонка? — Глаза Андрея
сверкнули гневом, разом превратившись из зеленых в оранжевые.
— Нет, считаю, что тебе это не принесет избавления…
— Отцу принесло.
— Я повторяю, ты — не он. И слава богу! Карэн не хотел,
чтобы ты стал его копией. Думаешь, почему он не подпускал тебя к криминальному
бизнесу? Почему настоял на твоей учебе в институте, запрещал якшаться со всякой
шпаной? Он не хотел, чтобы ты пошел по его стопам… — Хан опустился на
диван рядом с Андреем, обнял его за плечи. — Я знал Карэна еще молодым
парнем. Ему только исполнилось восемнадцать, когда он попал в тюрьму, где сидел
и я… Он был очень милым, чистым мальчиком, угодившим за решетку по глупости —
вступился за девушку (проститутку, как оказалось потом), которую избивал пьяный
мужик (ее сутенер). Завязалась драка. Сутенер вытащил нож, Карэн попытался его
выбить, да неудачно — острие попало нападающему в бок. Девка тут же заверещала,
на ее ор приехала милиция, всех забрали, а виноватым сделали твоего отца. И
раненый, и его девка утверждали, что парень напал на них и, угрожая ножом,
вымогал деньги… — Хан сжал плечо Андрея своими тонкими узловатыми
пальцами. — Четыре года дали сердобольному мальчику Карэну. Потом еще пять
добавили…
— За что?
— Отец не рассказывал? — Андрей отрицательно
покачал головой. — Его опустить в зоне хотели… Да он не позволил — бился
до последнего. Против четверых выстоял, а пятого не смог одолеть, сил уже не
было, тогда он в горло ему вцепился зубами и не отпускал, пока тот не
сдох… — Хан резко наклонился к столу, схватил бутылку и сделал глоток
прямо из горлышка. — Больше к нему никто приставать не смел — бояться
стали, зауважали, а много позже короновали… С того убийства началась его
«карьера»… Не будь его, он мог бы все вернуть — выйти через четыре года,
восстановиться в институте, окончить его, зажить тихой жизнью простого
обывателя. Но он зажил другой… Так получилось. Он отсидел почти десять лет и
вышел уже взрослым мужчиной… Поздно было возвращаться назад. Да и от клейма
«убийца-уголовник» никуда не деться — нормальную работу с ним не найти, а без
работы семью (мать и сестра еле-еле перебивались) не прокормить… Ему пришлось
делать выбор — или жить изгоем, или стать королем, пусть и преступного мира…
Карэн выбрал последнее — он всегда был честолюбивым. Но для тебя он хотел
другой доли…
Андрей жестом оборвал его:
— Ты не о том говоришь, дядя Арам. Я не собираюсь
садиться в тюрьму. Не такой я дурак, чтобы попасться…
— Я говорю как раз о том, да только ты меня не
понимаешь… — досадливо протянул старик. — А раз так — я замолкаю.
Поступай, как считаешь нужным, но знай — тебе с этим придется жить… До конца
дней ты будешь помнить глаза убитого человека. — Сказав это, он прикрыл
свои, словно в его памяти всплыли глаза тех многих, кого он убил. Затем он
встряхнулся, отгоняя видение, подошел к антикварному шкафчику с позолотой,
открыл один из ящиков и достал из него небольшой плоский пистолет, очень
похожий на игрушечный. — У тебя ведь нет оружия?
