— Выбор всегда есть — смерть!
— Которой ты всегда боялась…
— Да, всегда… — как эхо повторила она. — С
рождения… Мама говорила, что я родилась синяя, полумертвая — вокруг моей шеи
была обмотана пуповина, и врачи думали, что не смогут меня откачать… Но я уже
тогда боялась смерти, поэтому выкарабкалась.
— Вот видишь…
— Не в этом дело, Андрюша… Не в моем страхе перед
смертью. Я смогла бы его превозмочь… Просто я не хотела уходить, не простившись
с тобой. — Она зашарила своими ледяными руками по телу Андрея, нашла его
кисти, сжала их. — Помнишь мой любимый фильм с Кевином Костнером и Энтони
Квином? Кажется, он называется «Месть»… Там старик Энтони играет мужа
молоденькой красотки, Мэделин Стоун, которая влюбляется в его друга и изменяет
ему с ним…
— Старик выслеживает их, натравливает на друга-Костнера
каких-то бандюков, а жену-Стоун отправляет в самый занюханный бордель, так,
кажется?
— Да… — Она кивает, сжимает его пальцы еще
крепче. — А помнишь конец? Костнер находит ее, больную, измученную,
исколотую наркотиками, выносит из борделя на руках… — Кара всхлипнула, как
обычно делала, увидев финал этого фильма. — Но она тут же умирает. Умирает
со счастливой улыбкой.
— Я помню…
— Как я завидовала ей! Боже мой, как завидовала! И
мечтала умереть, как она, на руках у любимого… — Кара вытерла нос о плечо
— она всегда так делала, забывая о платках. — Ты же знаешь, я всегда любила
дешевые мелодрамы!
— Не говори так — цинизм тебе не идет…
— Как и сигареты, и белый парик, и красная помада! Но
все это теперь часть меня, вкупе с цинизмом! Все шлюхи циничны, ты же знаешь!
— Не надо, Кара, пожалуйста…
— А еще жизнелюбивы, — не унималась она. —
Это я поначалу за жизнь цеплялась из-за тебя! Первые месяцы! Потом мне просто
не хотелось подыхать в том вонючем трейлере, в котором мы обслуживали клиентов
и жили в той вонючей стране! Не хотелось лежать в сухой, похожей на пепел,
земле, под чертовым саксаулом или верблюжьей колючкой! Не хотелось, чтобы по
моей ничем не обозначенной могиле ползали змеи и скорпионы… — Она яростно
тряхнула головой, упрямая маленькая женщина, готовая спорить с самой
смертью. — Я давно решила, что умру в нашем доме! И прах мой будет развеян
над горами. Не съеден пустынными гадами, а развеян по ветру…
Андрей попытался притянуть ее руки к своему рту, чтобы
поцеловать, но Кара вырвала их и спрятала на груди, будто его губы могли
причинить ей вред.
— А потом, Андрюша, — после паузы сказала
она, — я поняла, что очень хочу жить. Несмотря ни на что! Как я уже
говорила, все шлюхи жизнелюбивы…
— Я рад, что ты не умерла.
— Я тоже…
— И я рад, что наконец-то тебя нашел… Вернее, встретил.
— А я нет. — Кара наконец повернулась к нему лицом
и посмотрела прямо в глаза. — Я боялась этой встречи почти так же, как
встречи со смертью…
— Почему?
— Я хотела остаться в твоей памяти той Карой.
— Для меня ты все та же.
— Для себя не та. — Она прикрыла глаза, сжала губы
— складки у носа стали глубже — отвернулась. — И уже никогда не стану
прежней…
— Придется постараться, потому что я больше не отпущу
тебя…
— Зачем я тебе, Андрюша? Ты такой… такой красивый. Ты
умный, добрый, судя по всему, богатый. Ты можешь выбирать любую! Зачем тебе
я? — Кара сделала шаг назад, словно хотела убежать, но бежать было некуда
— позади закрытое окно. — Может, в тебе жалость играет? Или кавказское
благородство?
— Я люблю тебя, Кара, — просто ответил он.
— Что? — удивленно протянула она.
— Я люблю тебя.
— Такую?
— Я же тебе сказал, для меня ты все та же… —
Андрей робко прикоснулся к ее лицу. Она не отстранилась. — Моя нежная
маленькая девочка… — Он погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по
подбородку, коснулся губ. — Малышка с грязными пятками и цветком в волосах…
Для меня ты навсегда останешься такой.
Кара схватила его руку, прижала к своим губам. И этот
порывистый поцелуй был красноречивее слов. Андрей свободной рукой схватил Кару
за талию, приподнял, усадил на подоконник. Втиснулся между ее колен.
— И я люблю тебя, — прошептала она, отстранив свои
губы от его ладони.
Андрей обнял Кару, теперь уже двумя руками. Обхватил талию,
худенькую спину, подрагивающие плечи — она целиком помещалась в его объятиях.
Приблизил рот к ее влажно блестящим губам, нежно коснулся их языком. Он
пробовал их на вкус, и несмотря на табачно-ментоловый душок, они были такими же
сладкими, как раньше…
Сладкие губы, влажные глаза, пахнущая жасмином кожа, все
такое же, как раньше… А значит, остальное неважно!
Кара перевернулась на живот, обняла руками подушку, зарылась
в нее лицом и закрыла глаза. Андрей погладил ее по высохшим волосам, чмокнул в
смуглое плечико. Она улыбнулась, вытянула ногу, втиснула пальцы между его бедер
— она всегда так делала, потому что ступни ее постоянно мерзли, а лучшей
грелки, чем его разгоряченное после ласк тело, и представить было нельзя…
— Расскажи мне все, — попросил Андрей.
— Зачем? — Она зажмурилась сильнее. — Я хочу
забыть все это… Как страшный сон. Как кошмар — ведь у всех бывают кошмары!
— Тогда хотя бы скажи, как попала сюда, в Нидерланды?
— Приехала по липовым документам… — Кара буквально
вдавила лицо в подушку, и ее голос зазвучал глуше. — Мне помог один
человек… Он пожалел меня.
— Давно ты тут?
— Чуть меньше года.
— Значит, ты прожила в вагончике среди пустыни около
пяти лет?
— Нет, там я задержалась только на два года. Потом меня
перепродали… Меня и… еще одну девушку. Мы были слишком хороши для вагончика
Али. На нас нашелся богатый покупатель, египтянин Джафар. У него уже было
более-менее приличное заведение — не трейлер, а дом, и клиенты лучше — не
контрабандисты-кочевники и не грязные солдафоны из так называемых миротворцев,
а мелкие жулики, мелкие торгаши и даже мелкие чиновники-иностранцы… Один из
последних, он работал в Ливийском консульстве, провез меня по свидетельству
умершей жены на свою родину. Там я прожила в качестве его наложницы почти
полгода, но сбежала, прихватив документы его сына. Парню было около двадцати,
худенький брюнет с карими глазами, немного женственный, безусый, мы с ним
походили друг на друга, как брат с сестрой…
— Ты переоделась мужчиной?
— Да. Остригла волосы, напялила мужские вещи,
ссутулилась… И по его документу, и его же авиабилету (он оказался вложенным в
паспорт) улетела в Алжир. Затем перебралась в марокканский Танжер, и через
Гибралтар (в трюме грузового корабля) попала в Испанию… — Кара пошевелила
пальцами ноги, проверила, согрелись ли, затем, высвободив их, подтянула
согнутое колено к груди — она любила лежать «ласточкой». — Так я оказалась
в Европе без денег и документов — фальшивый паспорт, и тот украли. На работу не
брали даже посудомойкой. Жить было негде… — Она шумно выдохнула. —
Пришлось идти на панель.
