— Что мне со всем этим делать? — в очередной раз
спросила она у своего одноклассника Димки Самсонова, бывшего хулигана и
троечника, и ныне следователя городской прокуратуры. — Куда это мне?
— Это вещи Даши, твоей сестры. Их пересмотрели, больше
они нам не нужны. Забирай.
— А мне они зачем?
— Пригодятся. — Он выдернул из пакета трикотажную
кофточку, вывернул ее наизнанку, продемонстрировал Каролине лейбл. —
Видела фирму? «Кельвин Кляйн». Больших бабок стоит кофтейка. У тебя точно такой
нет. Поносишь.
— Если только на фуфайку. — Она взяла из его рук
кофту, приложила к телу — вещь была ей велика как минимум на три
размера. — Дашка пятидесятый носила, а я сорок второй…
— Тогда продай. Или отдай кому. Не выбрасывать же такие
шмотки!
— Возьми себе, а? Жене подаришь.
— Моей маловато будет. Они пятьдесят четвертый
носит, — Димка немного сконфузился. — Ты же знаешь, я всегда балдел
от крупных женщин…
Это было правдой! Димка, худой и маленький, просто голову
терял при виде тучных, высоких дам с широкими бедрами и необъятной грудью. Свою
супругу, упитанную, но не толстую девушку, он откармливал, как свинью, пока она
не достигла его любимого рубенсовского стандарта — другие женщины казались ему
малопривлекательными, даже Даша, по его мнению, была худовата, а Каролину он
иначе как суповым набором не называл…
— Короче, забирай вещи. — Он подпихнул чемодан к
ее ногам. — Тут кроме барахла косметика, книжки, расчески всякие… Хочешь —
продавай, хочешь — дари, хочешь — на память оставляй.
— В вещах ничего полезного следствию не нашлось? —
осторожно спросила Каролина.
— Кроме таблеток — ничего. Паспорта — и то не было.
Представляешь?
— М-м-м, — неопределенно промычала она — не
говорить же, что паспорт был, да только сплыл. — А билеты, записная
книжка, визитки какие? Ничего?
— Ни-че-го! В том числе кошелька. Деньги в заднем
кармане джинсов были — не много, три сотни, да мелочь, но мы все
возвращаем… — Он выложил на тумбочку несколько купюр и три пятака, затем
достал бумагу и ручку. — Подпиши.
— Что это?
— Документ, подтверждающий, что ты получила вещи и
деньги. Чтоб претензий потом не было!
— Да какие претензии, Димка!
— Положено, Каролина, — строго сказал он. —
Прочитай, сверь, подпиши.
Она поставила на бумажке роспись, не глянув, что там
написано. Отбросила ручку и, с тревогой посмотрев в лицо Самсонову, спросила:
— А тело когда отдадут?
— Да, в принципе, можно хоть сегодня… — Он глянул
на часы. — Но уже поздно, так что лучше завтра с утра…
— Давай сегодня, а? — Каролина сложила руки в
молитвенном жесте. — А то завтра суббота, вдруг в морге выходной…
— Нет там выходных…
— Все равно. — Лицо ее стало печальным, а глаза
побелели — так всегда происходило, когда слезы подступали. — Что она там
лежит? Пусть лучше тут, в родном доме…
— Думаешь, она почувствует разницу?
— Ну, пожалуйста, Димочка…
— Кто на ночь глядя покойников перевозит?
— Да какая ночь — вечер еще не наступил!
— Завтра, Каролина, — отрезал он. — С самого
утра приедешь. А пока можешь дом подготовить, людей обзвонить…
— Ну ладно, как скажешь, — понуро кивнула Каро.
Димка сжал ей руку, попрощался и ушел.
Каролина осталась в доме одна.
Тишина стояла непривычная. Не было слышно криков, топота,
музыки, смеха: криков Грини, топота его детей, музыки и смеха студенточек — все
жильцы разъехались. Остались только Коростылевы-Адамсы, проживающие не в доме,
а во времянке посредине сада. Супруги Коростылевы (прозванные за глаза семейкой
Адамс за свой потусторонний вид) отбывают в родной Рыбинск завтра вечером,
значит, послезавтра можно устраивать похороны…
При мысли о похоронах Каролине стало дурно. Когда-то давно
(восемь лет назад скоропостижно скончалась мама) она уже прошла через это и
знала, как это тяжело и хлопотно. Но тогда с ней была Дашка, они вдвоем
справились, помогая друг другу, поддерживая, успокаивая, деля обязанности, а
теперь она одна… Конечно, у нее есть друзья — ди-джей Кактус, музыкальный
редактор Леночка и коллега-манекенщица Светланка, но отношения у них не такие
близкие, чтобы взваливать на ребят свои заботы. Они могли попросить Каролину о
чем угодно и в любое время (Кактуса она забирала из вытрезвителя, сидела с
Леночкиной дочкой, среди ночи приезжала за Светланкой в клуб и везла ее в
родное Лоо), а ей поступать так же бесцеремонно совесть не позволяла. Вот если
бы ребята сами предложили помощь, тогда да, тогда она бы не отказалась, но они
не предлагали, хотя знали о смерти ее сестры. То ли ждали, когда Каролина сама
к ним обратится, то ли были уверены, что ей есть кому помочь…
А помочь было некому. Из родственников только престарелая
двоюродная тетка и ее дети, с которыми сестры Ларины не поддерживали отношений.
Есть еще соседи: с одной стороны Петровские, с другой Ашкаряны, но и у тех, и у
других своих забот полно (как-никак разгар курортного сезона), так что
рассчитывать можно только на их сочувствие и присутствие на поминках…
Придется справляться самой!
Каролина почувствовала, как у нее затряслись руки. Так
всегда происходило, когда она сильно нервничала! В институте, помнится, она так
дрожала на экзаменах, что со сдачей письменных была проблема — ручка то и дело
выпадала из пальцев, марая листы, а почерк не мог разобрать ни один профессор…
Потому она и начала курить — оказалось, единственное, что помогало справиться с
дрожью, — это сигарета. Но от никотина у нее стали желтеть зубы, поэтому
сразу после окончания института Каролина избавилась от дурной привычки при
помощи чудо-пластыря и теперь не курила… Не курила сама и жильцам своим в
комнатах чадить не давала — чтобы соблазна не было. Так что отыскать в доме
хоть одну завалящую сигаретку, пусть даже сломанную, нет никакой надежды…
«У Адамсов, что ли, стрельнуть? — спросила у себя самой
Каролина. — Они вроде оба курят… Что-то дешевое и дурно пахнущее, но
сейчас мне и „Прима“ сгодится…»
Она выглянула на улицу, посмотрела по сторонам, но ни у
времянки, ни в кухне, ни у душа Адамсов не было видно, еще с моря не пришли.
Разочарованно выдохнув, Каролина вернулась в дом. Желание курить не пропало,
более того, стало сильнее — при виде сваленных в прихожей Дашиных вещей у нее
затряслись не только руки, но и поджилки… Все тело била нервная дрожь, а колени
просто подгибались. При этом голова работала нормально, и Каролина сообразила,
что вожделенные сигареты можно поискать в сестриной сумке — Даша была заядлой
курильщицей.
Расстегнув «молнию» на чемодане, Каролина раскрыла его. Она
ожидала наткнуться взглядом на беспорядочный ворох барахла, но, к ее удивлению,
все вещи были аккуратно уложены, а некоторые обернуты в полиэтилен. Наконец в
сумке Даши воцарился образцовый порядок — спасибо родной милиции, — и
разбирать ее оказалось делом очень легким. Вот кофточки с футболками, вот
брюки, вот косметика, вот белье… А вот и сигареты! Полупустая пачка «Вога» и
всунутая в нее зажигалка. Взявшись непослушными пальцами за фильтр, Каролина
вытащила сигарету, сунула в рот. Вытряхнула зажигалку (отличная серебристая
вещица со значками «Мерседеса» на широких гранях), прикурила…
