Как только Андрей вышел из своей машины, один из братков
кинулся к двери «шестисотого», распахнул ее и подобострастно склонился, помогая
Хану выбраться из салона. Остальные бугаи в это время приняли позу американских
морских пехотинцев — грудь колесом, руки сцеплены за спиной, квадратная челюсть
вперед, — дабы нагнать страху на предполагаемых врагов своими
скалоподобными телами и зверскими физиономиями. Через несколько секунд к этой
троице присоединилась еще парочка «одинаковых с лица» мордоворотов с
короткоствольными автоматами в потных лапищах, выгрузившихся из «Мерседеса»
вслед за боссом. Итого их оказалось шестеро, не считая водителя.
«Интересно, Хан для имиджа эту свиту с собой таскает, —
подумал Андрей. — Или боится чего? Раньше, помнится, они с отцом только на
стрелки и разборки с такой оравой ездили…»
— Этот флюгер когда-то венчал одну из крыш старой
Риги, — было первое, что сказал Хан, выбравшись из машины. — Ему
двести лет. Отличная работа по бронзе… Сейчас стоит очень приличных денег. А
Хазар купил флюгер за гроши на блошином рынке Риги задолго до того, как он
приобрел этот дом. Тогда у него никакого дома не было, мотался по съемным
квартирам и парусник за собой таскал… Влюбился он в него, что называется, с
первого взгляда, вот и купил… Хотя зачем бронзовый флюгер человеку, у которого
нет крыши, на которую его можно водрузить? — Хан хмыкнул. — Хазар и
дом-то, мне кажется, только для того выстроил, чтобы было куда свою любимую
бригантину пристроить…
— Ты уже знаешь, что Хазара убили? — на всякий
случай спросил Андрей, хотя догадывался, что да — не зря же старик нагрянул
сюда именно сегодня. — Тебе Лютый сообщил?
— Да… Поэтому я тут. — Он взял Андрея за локоть и
подвел к забору. — Там… — Хан ткнул пальцем в ворота. — Мы можем
найти много интересного… И кое-что важное.
— «Кое-что» — это что? Дядя Арам, ты говоришь
загадками…
— Сейчас все объясню. Пойдем в машину, там поговорим, а
то на улице очень жарко…
После того как они забрались в прохладный салон «Мерседеса»
и удобно устроились на его мягких кожаных сиденьях, Хан заговорил:
— Когда Альберт сообщил мне о смерти Хазара, я был
шокирован.
— Почему? Тебе его жаль?
— Мне плевать на то, что его убили. Но не плевать, что
на моей территории. Причем на сей раз не какую-то проститутку и не мелкого
рабокурьера, а большого человека… Все ж таки Хазар личность очень известная…
— Была когда-то. Лютый, например, о нем слыхом не
слыхивал…
— Лютый молодой еще, вот и не слыхивал. Но среди моих
корешей есть люди довольно солидного возраста, и они были с ним знакомы. Они
так же, как я когда-то, имели с ним дела… Его смерть не останется для них
тайной. Завтра-послезавтра они узнают, что «тот самый» Хазар убит, и убит на
территории Хана… Улавливаешь, Андрюша, мою мысль?
— Да… — Андрей кивнул головой. Он мог понять Хана.
Старик так привык к тому, что все криминальные события в городе связаны с ним,
что теперь не может поверить в то, что эти убийства не имеют к нему лично
никакого отношения. — Она ведет все к тому же — «Акелла промахнулся! Нам
нужен новый вожак!».
— Вот именно! — Хан вытащил из кармана брюк мятную
таблетку, сунул ее в рот и, по-стариковски почмокивая, начал сосать. —
Короче, обеспокоился я… Сильно. Вплоть до того, что решил на покой уйти. Лучше,
думаю, самому, по доброй воле… А то ведь и убрать могут. Придать импичменту,
как сейчас говорят, а проще, хлопнуть. Не то чтобы я за жизнь цеплялся, просто
не хочу с позором на тот свет уходить и в заколоченном гробу лежать — взорвут ведь,
как пить дать взорвут… На большее ума не хватит!
— Но сейчас ты передумал уходить?
— Решил, что большим позором будет, если лапки
подожму… — Его глаза воинственно сверкнули. — Со мной такие штуки не
пройдут. Я жизнью битый-перебитый, я все разборки, все разделы-переделы прошел.
Со мной и московские, и ростовские считаются. Я уважение к себе зубами вырвал!
Меня два раза под нож ставили, травили уксусом, машиной сбивали… В
восьмидесятом из меня три пули вынули. Волчара, что меня заказал, уже пил за мою
смертушку, да я выкарабкался и потом его своими руками придушил. С тех пор ни
одна вша на меня не лезла… Все знали, с Ханом лучше не связываться. А вот
теперь, видно, бояться и уважать перестали. Решили, старый волк все зубы
растерял — не то что загрызть, тяпнуть не сможет… — Он свел свои седые
брови на морщинистой переносице. — Не уйду, пока не выясню, кто за всем
этим стоит, и пока этот кто-то не сдохнет… — Глаза его потухли, как
фонарики, у которых кончился заряд аккумулятора. — Так я решил. И начал
думать, что делать. И вот мне какая мысль пришла… Если Хазар последнее время
крутился в Москве, значит, о нем должны были слышать тамошние авторитеты. Я не
верю, что Вещеев совсем распрощался с криминалом и заделался честным
предпринимателем…
— Отличная мысль тебя посетила, дядя Арам. Мне
почему-то она в голову не пришла…
— А мне вот, как только пришла, я сразу стал думать,
кому мне позвонить, чтобы о Хазаре узнать… Из старых корешей никого уж в живых
нет, а с новыми «королями» я не в тех отношениях… Короче, одно имя всплыло —
Гуня.
— Гуня? Что еще за фрукт?
— Это очень интересный фрукт. Экзотический. Идейный
«петушок». Вечная тюремная жена. Четыре раза сидел, всегда за какую-то ерунду.
На воле больше пяти лет не выдерживал, нет там таких сильных, жестоких мужиков,
которые ему по сердцу. Рыхлые интеллигентики, клеившиеся к нему у памятника
Пушкину (у него педики извечно тусовались), были ему отвратительны. — Хан
усмехнулся. — На воле страдал Гуня от одиночества, был несчастен, из-за
этого воровал по мелочи или в драку ввязывался, чтобы его обратно в тюрягу
отправили… И там наступала для Гуни райская жизнь!
— И ты с эти чудом общался? — удивился Андрей. Он
знал, что «петухи» на зоне самые презираемые существа — это закон. А такие
старые воры, как Хан, всегда чтили законы.
— На зоне, конечно, нет. А вот после… — Хан
задумался, что-то припоминая. — В каком же году это было? В девяностом,
кажется. Да, пожалуй, или в восемьдесят девятом. Короче, больше пятнадцати лет
прошло с тех пор, как я видел Гуню в последний раз. А тут приехал я в одну
колонию, где сам когда-то парился, одного человека проведать. Сижу, свиданки
жду. А тут влетает в помещение расфуфыренный мужичок с химией на голове, с
легким макияжиком, а в руках кучу коробок держит. Торты, думаю, что ли? Потом
присмотрелся я к ним и заметил, что через прозрачное окошечко просвечивает
бабья рожа с открытым красным ротищем — это куклы резиновые были. Штук десять.
Брюнетки, блондинки, рыжие, одна чернокожая, короче, на любой вкус дамочки.
Такие надувные секс-игрушки в те годы считались диковинкой и жутко дорого
стоили. Их Гуня в подарок зэкам привез. Оказалось, он шефство над своей бывшей
зоной взял. Жрачку таскает, сигареты, чай. И все бесплатно…
— «Петушок» разбогател?
— Его, как потом выяснилось, один из тюремных «мужей» и
на воле не забыл. Помог чем мог. А мог он многое. Например, купить своему
дружку несколько ларьков. Купил. Гуня стал вином и сигаретами торговать. Но не
лежала у него душа к примитивному торгашеству, поэтому Гуня продал свои ларьки
и приобрел коммерческую сауну. С джакузи, бассейном, массажистом и девочками.
Сам я там не раз бывал — как в Москву приезжал, так к Гуне. Отличное заведение.
Главное, закрытое. То есть никаких пришлых, только свои. А значит, ни мусоров,
ни их стукачей.
