— И тебе такая жизнь нравится?
Она пожала плечами:
— Какая разница, нравится или нет? Я другой не видела…
— Так посмотри! Вместе со мной.
— Если я убегу, мать меня проклянет! — горячо
воскликнула Кара. — И тебя тоже! Ты хочешь жить с цыганским проклятием?
— Мне плевать!
— Нет, на это нельзя плевать! Это серьезно, —
испуганно зашептала она. — От него и ты пострадать можешь, и дети твои…
— А если я уговорю твою мать? Тогда останешься?
— Ты не сможешь ее уговорить…
— А если смогу?
— Тогда… Тогда… — Кара резко вскочила на ноги, тут
же рухнула на колени, вцепилась в плечи Андрея и, захлебываясь смехом,
выкрикнула: — Я за тобой… хоть в огонь… хоть на край света!
Он поцеловал ее в смеющиеся губы и сказал:
— Идем к твоей матери! Только сначала мне надо сбегать
домой. Посиди тут, я скоро…
Он вернулся к Каре через час. Еще через полчаса предстал
пред мутными очами ее матери. И уговорил ее отпустить дочь с ним. Согласилась
та не сразу. Андрею пришлось выслушать тирады брани, увидеть море фальшивых
пьяных слез. Но когда он бросил к ногам цыганки десять пачек по тысяче
долларов, она заткнулась. И благословила дочь. Вместе с благословением Кара
получила приданое: два сценических платья своей матери, старый бубен, колоду
карт и амулет гадалки Зары. Сложив все это добро в матерчатый мешок и прихватив
свидетельство о рождении (семнадцатилетняя Кара не имела паспорта), она ушла из
табора. Ушла, ни разу не оглянувшись на затухающее пламя костра — она решила,
что больше туда не вернется… Ни за что! Она не повторит ошибок своей матери.
Даже если Андрей ее бросит — хоть завтра, хоть через год, хоть беременную, хоть
с двумя детьми — она все равно не вернется в табор! Ушла так ушла — пути назад
нет…
— Пути назад нет, — тихо сказал Андрей, обняв
Кару. — Ты это понимаешь?
— Да.
— Ни у тебя, ни у меня.
— И что мы будем теперь делать?
— Я пока не решил… — Он сжал ее плечо. — Но
ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю… Денег у меня сейчас нет, я все отдал
твоей матери, но я могу занять… Мы снимем комнату, пока поживем в ней, а там…
Там поглядим…
Андрей замялся, он сам не знал, что будет потом. В одном был
уверен — его семья ни за что не примет Кару. Они будут в ужасе от его выбора!
Как же! Их красивый, умный, перспективный внук, сын, брат, племянник связался с
оборванкой. И ладно бы просто с девочкой из малообеспеченной семьи, а то ведь с
цыганкой из табора! Грязной, нечесаной, босой! Такая не пара их Дюсику…
Не пара. Андрей это понимал. Более того, он думал так же. Но
ничего не мог с собой поделать — жизнь без КАРЫ казалась ему теперь пустой,
серой, безрадостной… Не жизнь, а смерть! И его родные должны это понять.
Понять и принять.
— Я хочу познакомить тебя со своей семьей, —
решительно сказал Андрей. — Иди умойся, расчеши волосы, стряхни пыль с
юбки…
— Прямо сейчас? — испугалась Кара.
— Чем скорее, тем лучше!
Кара поняла, она сосредоточенно кивнула и унеслась к речке
умываться.
Вернулась она через десять минут вся мокрая. Сырыми были
волосы, одежда, кожа. Вода капала с ресниц, носа, подбородка, Кара стряхивала
ее своими тонкими пальчиками и смеялась…
— Ты зачем в одежде в реку полезла?
— Мы всегда так купаемся… — Она свернула волосы в
узел, выжала их. — По дороге все на мне высохнет… Не беспокойся. А теперь
пошли!
Пока они брели через весь город к особняку тетки, одежда
действительно высохла, как и волосы. Кара пригладила их щербатой расческой,
украсила ярко-розовым цветком, сорванным в палисаднике какого-то дома. Умытая и
причесанная, свежая, персиково-румяная, нежная, яркоглазая, похожая на
маленького эльфа, она робко ступила на порог двухэтажного особняка.
Андрей отпер дверь, взял Кару за руку и ввел ее в просторную
столовую, где за завтраком собралась вся семья. Когда лица жующих родственников
повернулись в его сторону, сказал по-русски, чтобы и Кара поняла его:
— Это Кара, моя невеста. Знакомьтесь.
Услышав эту новость, Марианна нервно рассмеялась, мама
недоуменно приподняла брови, отец нахмурился, бабушка покачала головой, тетка
выронила ложку, Гурген с Федором обменялись гримасами. Никто из них не поверил
в серьезность его заявления.
— Это не шутка, — предупредил Андрей. — Я
люблю Кару и хочу с ней жить.
— Где? — хрипло спросил отец, сумрачно посмотрев
сыну в лицо.
— Я думал для начала снять комнату… Потом, когда
вернемся в Абхазию, квартиру…
— Зачем снимать комнату, если у тебя в этом доме есть
отдельная спальня? — рассудительно сказала бабушка по-армянски. — Или
ты думал, что тебя выгонят отсюда только потому, что ты влюбился не в ту
девушку, которую мы хотели бы видеть рядом с тобой? Плохо же ты знаешь своих
родных… — Она строго глянула на обалдевшую хозяйку дома. — Ну что ты,
Каринэ, расселась? Не видишь, у нас гости! Поставь еще одну тарелку — девчонка,
наверное, голодная…
— Нет, спасибо, я сыта, — возразила Кара на
плохом, но понятном армянском.
— Ты знаешь язык? — удивилась бабушка.
— Немного…
— Девочка не так уж безнадежна! — улыбнулась
старушка. — Она владеет тремя языками: своим, нашим и русским.
— Я еще по-итальянски говорю. Вернее, пою. Хотите
послушать?
И не дожидаясь ответа, заголосила «Соле мио». Пела она так
же, как и танцевала, то есть ужасно. Но ее старания вызвали доброжелательную
улыбку бабушки Бэлы Ашотовны, а это многого стоило — в семье Караян она была
непререкаемым авторитетом.
— Что еще ты умеешь? — спросила бабушка, когда
песня закончилась.
— Хотите, я для вас станцую?
— Только не «Умирающего лебедя», — нервно
рассмеялась мама. — Ведь это вы когда-то его танцевали на набережной?
— Я.
Отец удивленно воззрился на Кару и протянул:
— А я-то думаю, откуда мне ее лицо знакомо… — Он
покосился на сына. — Значит, с тех пор у вас… любовь?
— Да, — твердо ответил Андрей. — И я надеюсь,
что ты как мужчина меня поймешь.
— Как мужчина понимаю: она красивая, страстная,
экзотичная, но как отец — нет… Ты совершаешь глупость! Тебе вообще еще рано
думать о браке, пусть и гражданском! Ты только на третий курс перешел!
— Я доучусь!
— Да она тебе к диплому троих народит — у них, у цыган,
это принято! — начал кипятиться отец. — В тридцать станешь
отцом-героем, в сорок дедушкой!
