Архипенко улыбнулся еще шире и крепко сжал руку иностранца.
Подушечку среднего пальца тут же что-то царапнуло. Небольно,
но ощутимо, будто под кожу залезла маленькая заноза.
Архипенко отдернул руку, посмотрел на свою ладонь. На том
месте, где его царапнуло, он увидел едва различимую кровяную точку. Вот тебе и
француз! Царапается плохо подстриженными ногтями, как какой-нибудь русский
забулдыга…
Перстень с рубином нацепил, а маникюр сделать не удосужился!
Сунув обе руки в карманы брюк, Архипенко зашагал к крыльцу.
Хватит с него рукопожатий! Взойдя по ступенькам к двери, он обернулся, чтобы
еще раз посмотреть на француза-неряху. Но того уже и след простыл.
Аккорд второй
Гурген Караян. Адлер — пос.
Горный (Абхазия). Лето 200… г
Гурген выбрался из своего «Мерседеса» и пошел навстречу
брату — тот как раз появился в дверях здания аэропорта. Выйдя, Андрей нацепил
на нос темные очки, но Гурген успел заметить, что глаза его покраснели от
недосыпа, а две складки между бровями обострились и стали глубже. Но даже
такой, осунувшийся, усталый, Андрей выглядел так, как будто шагнул на
раскаленный асфальт мостовой прямо со страницы глянцевого журнала для женщин.
Вжав свой круглый живот, чтобы не выглядеть на фоне брата уж
совсем безобразно, Гурген подошел к нему.
— С приездом, брат, — поприветствовал он Андрея и
взял у него из рук небольшой дорожный чемодан. — Как все прошло?
— Отлично. Он ничего не заподозрил…
— Час назад в теленовостях передали, что кандидат в
президенты Александр Геннадьевич Архипенко во время выступления перед
избирателями потерял сознание. Врачи, приехавшие по вызову, предполагают, что
причина обморока — обычное переутомление. На госпитализации они не настаивают,
поскольку Архипенко пришел в себя уже через несколько минут и сообщил, что
чувствует себя отлично… — Он вопросительно уставился на Андрея. — Как
так?
— Яд действует медленно. Но уже к вечеру он свалит
Архипенко. А к утру убьет.
Андрей забрался в салон «Мерседеса», устало откинулся на
кресле, закрыл глаза.
— Устал? — участливо поинтересовался Гурген,
усаживаясь на водительское сиденье.
— Как черт, — ответил Андрей, не открывая
глаз. — Отвези меня в квартиру. Я должен отдохнуть. У меня ночью самолет,
а там мне не удастся поспать…
— Ты же собирался перед отъездом съездить в Абхазию!
Побывать на могилах мамы и бабушки…
— Хотел, но…
— Надо съездить, Андрей. Ты и так не был у них больше
пятнадцати лет. Это нехорошо…
— Они умерли, Гурген. Их души на небесах. Теперь под
могильными плитами лишь остатки их плоти. Скелеты, одним словом. Думаешь, им
есть дело до того, бываю ли я на месте их захоронения или нет?
Гурген на это ничего не ответил, он упрямо сжал губы и дал
по газам. Пусть Андрюшка что хочет говорит, а он его в Абхазию отвезет. Могилам
предков обязательно надо поклониться… Тем более есть еще один повод, чтобы
наведаться в Абхазию. Только Гурген пока решил о нем не рассказывать —
сюрпризом будет!
— Ладно, поехали, — смиренно проговорил Андрей,
уловив настроение брата. — Только я посплю по дороге, ладно?
— Спи, конечно. На границе разбужу…
Андрей свернулся на сиденье и тут же засопел. Гурген поднял
верх, чтобы брата не продуло, и направил машину по шоссе в сторону
российско-абхазской границы.
За всю дорогу Андрей проснулся лишь однажды — когда на
пропускном посту проверяли документы. Но стоило Гургену въехать на территорию
Абхазии, как он вновь задремал, по-детски выдыхая воздух из приоткрытого рта.
Когда вдали показалось старое сельское кладбище, Гурген
тронул брата за плечо:
— Вставай, Андрей, приехали.
Тот с трудом разлепил веки, приподнял голову, выглянул в
окно. Увидев покосившиеся кресты и новые мраморные памятники, он тряхнул
головой, отгоняя сон, и спросил:
— Ты помнишь, где находятся могилы?
— Конечно, я же регулярно навещаю бабушку… Ну и Лену
заодно… — Он указал пальцем на большой деревянный крест из красного
дерева. — За ним надо повернуть налево. Вторая и третья могилы.
— Ладно, пойдем.
Выпрыгнув из салона, Андрей зашагал по каменистой почве к
погосту.
Гурген не сразу последовал за братом. Сначала он достал из
бардачка плитку шоколада и дивную фиалку в горшочке, которая цвела сиреневыми
цветками и источала тонкий, ненавязчивый аромат.
— Что это у тебя? — не понял Андрей, когда увидел
в руках брата два этих предмета.
— Цветы твоей матери — она всегда любила фиалки, а
шоколад бабушке. Я без него не приезжаю. Помнишь, какой она была сластеной?
По лицу Андрея было видно, что ему немного стыдно. Бабушкин
любимчик совсем забыл о ее пристрастиях. Как и о ней самой…
— Гурген, я не хочу, чтоб ты думал обо мне
плохо, — тихо сказал Андрей, посмотрев брату в глаза. — Я не забыл
их. Ни бабушку, ни маму. Они навсегда останутся в моем сердце… Просто я не верю
в этот культ могил. Глупо поклоняться месту, где захоронены твои любимые люди.
— Не надо оправдываться, Андрей. Я все понимаю… —
Гурген обнял его за плечи и повел к деревянному кресту. — Только я в
отличие от тебя думаю по-другому. Я верю в то, что мертвые все чувствуют. Они
радуются, когда их навещают, и грустят, если их могилы не ухожены… Ты не
поверишь, но я всегда стучу по памятникам, когда прихожу на кладбище. Как мы,
придя в гости, стучим в дверь. Я хочу, чтобы они знали, что я явился, чтобы их
навестить… — Гурген встрепенулся. — Эй, а мы уже на месте!
Услышав это, Андрей отстранился от брата и быстрым шагом
направился к двум мраморным памятникам, вросшим в холмы, усыпанные мелкими
цветочками и буйной травой. Могилы были не ухожены, но дорогие памятники
выглядели прекрасно — портреты, вырезанные на гладкой черной поверхности глыбы,
поражали сходством с оригиналами. Елена получилась женственной и красивой, а
Бэла Ашотовна благородной, мудрой, сильной духом.
Подойдя к могиле матери, Андрей остановился. Несколько
секунд он стоял, глядя на портрет усталым взглядом, потом нерешительно поднял
руку над памятником и постучал по мраморной поверхности.
— Значит, ты считаешь, что они слышат меня? —
хрипло спросил он у Гургена.
— И видят.
Андрей задрал голову, посмотрел в голубые небеса.
— Здравствуй, мамочка, — прошептал он. —
Привет, бабуля! Марианна с вами?
— Пока ее тело в морге, — ответил Гурген,
пристроив на Ленину могилу цветок, а на бабушкину шоколадку. — Но как
только патологоанатомы произведут все манипуляции, я заберу его… Заплачу
сторожам в морге и заберу. А потом похороню сестренку здесь. Рядом с мамой и
бабушкой.
