Без удивленно посмотрел на Стаса, потом на экран сканера.
– У меня нет «балалайки», – Стас смотрел прямо перед собой, на щель между створками ворот.
У него все нормально. Все в порядке. Ладони вспотели, между лопатками течет пот, но у Стаса – все в порядке. Он не выспался. Был трудный разговор с Сандрой…
– Я вынул «балалайку», – сказал Стас, заставив себя, наконец, повернуться к безу. – Мне нравится ходить без нее. Это преступление?
– Нет, – чуть растерянно ответил без.
Ему и в голову не приходило, что кто-то может добровольно отказаться от «балалайки».
– Все нормально, – без отступил в сторону и махнул рукой кому-то в дежурке. – Пропускай.
Створки ворот медленно разошлись, мобиль мягко тронулся с места и въехал вовнутрь Периметра. Стас зажмурился, потом скрипнул зубами, но заставил себя открыть глаза.
Самое обидное, что он не понимал, отчего это происходит. Да, он не любил выходить за пределы Гуляй-города, но чтобы вот так испугаться…
Да, испугаться.
Стас отдавал себе отчет в своих чувствах, и сейчас это был именно страх – животный, бессмысленный и пронзительный.
За окном мобиля цвели цветы, зеленела трава на газонах, работали даже автоматические поливалки, и в мелких брызгах воды безжалостное солнце превращалось в радугу.
Мобиль подъехал к высокому зданию, словно облитому сверху донизу темно-синим стеклом, и остановился.
– На выход, – улыбнувшись, скомандовал Шрайер. – В вестибюле тебя встретят. Бодрее, Стас! Все будет хорошо. Я останусь здесь и отвезу тебя обратно.
Шрайер убрал улыбку, наклонился к Стасу и зловещим шепотом добавил:
– Если тебя выпустят…
И засмеялся, довольный шуткой.
Стас вышел из мобиля, хотел изо всей силы врезать дверцей, но, вспомнив об ответственности за умышленную порчу городской собственности, прикрыл осторожно.
Поднялся по широким ступеням – входная дверь открылась автоматически. Из полумрака дохнуло прохладой, приятной, наверное, но по спине Стаса пробежал холодок.
– Вам – на пятнадцатый этаж, – сказал дежурный за пультом и указал рукой, где именно расположен лифт. – Вас там встретят. Вы только сдайте оружие.
– Не могу, – сказал Стас. – Я за него отвечаю. И гарантировал, что оно в чужие руки не попадет. У тебя – чужие руки. Или мне уйти?
Дежурный задумчиво посмотрел на Стаса. Хотя скорее всего он сейчас просматривал инструкции, касающиеся странного посетителя. Информация выводилась непосредственно на глаза. И взгляд от этого становился даже каким-то загадочным. Неподвижным, во всяком случае.
«Нанотехнологии меняют лицо человечества», – вспомнил Стас старый рекламный слоган. У него и самого наноэкран напылен на глаза, жаль, что его нельзя так же легко убрать, как «балалайку» из черепа.
– Проходите, – разрешил, наконец, дежурный. – Только я обязан вас предупредить…
Голос дежурного стал глубоким и многозначительным – живое воплощение официальности.
– В случае каких-либо ваших действий, направленных на нарушение порядка, правил или закона, оружие Службой Безопасности к вам будет применяться без предупреждения и на поражение. Подтвердите, пожалуйста, свое согласие.
– Подтверждаю, – Стас откашлялся. – В случае – на поражение и без предупреждения. Согласен.
– Проходите, – повторил дежурный. – Пятнадцатый этаж.
Глава 4
На пятнадцатом этаже было прохладно, солнечно и – поначалу Стас себе не поверил – пахло кофе. Наверное, даже хорошим кофе, хотя после двух лет кофейного воздержания любой, самый низкосортный кофе мог показаться райским напитком.
Правда, представить себе, что в этом шикарном кабинете могут пить низкосортный кофе, было решительно невозможно. Это казалось чем-то вроде богохульства.
Добротная консервативная мебель, внушающая уважение, но не вызывающая раздражения, сдержанный, но приятный для глаза колорит внутренней отделки, очень симпатичная девушка за компьютером, в строгой, но многозначительной блузке и наверняка в облегающей, но не слишком короткой юбке.
Дверь за Стасом закрылась, а он замер перед столом секретарши.
– Здравствуйте, Станислав Ильич. – Девушка улыбнулась, демонстрируя умеренную радость от визита Стаса. – Вас ждут в кабинете.
«Если бы еще ноги не дрожали в коленках, – подумал Стас, – было бы совсем хорошо. Или это результат Маринкиных стараний в душе?
Нет, – с мстительным удовольствием сказал себе Стас, – это ты боишься. Испугался чего-то. И сам не знаешь, чего именно. И оттого боишься еще больше. Тебе мерещится, что все здесь пропитано этим страхом, все источает смертельный ужас, и девушка эта, с высокой, умело предъявленной для обозрения грудкой, тоже боится.
Улыбается и боится. И по ночам она просыпается в поту и с криком. Пугая своего начальника, который наверняка одаривает ее вниманием в свободное от служения городу время. Или они с начальником вместе орут о страха, синхронно. Вскидываются, смотрят друг другу в глаза, будто спрашивая: «Что, снова кошмар?» – и не решаясь произнести этот вопрос вслух…»
– Проходите, – сказала секретарша.
«Поблекла у нее улыбка», – подумал Стас. Точно – поблекла, словно услышала девушка то, что он подумал. Или ему просто захотелось, чтобы так произошло. Иногда очень надоедает бояться в одиночку. Хочется с кем-нибудь поделиться своим страхом.
– Кофе? – спросила девушка, когда Стас подошел к двери кабинета. – Чай? Бутерброды или печенье?
«На дирижаблях привозят, – прозвучал голос Болтуна в голове у Стаса. – Жрут они там натуральное».
– Да, – сказал Стас. – Пожалуйста.
Пусть сама решает, что принести.
Стас открыл дверь и вошел.
И сразу перестал бояться.
У него так бывало в детстве. Он мог жутко дрожать только от одной мысли, что вот сейчас нужно пройти по чужому району, а тамошние мальчишки давно обещали ему надавать. Ноги тяжелели, руки дрожали, во рту пересыхало, но как только эти самые мальчишки приближались к нему, страх вдруг исчезал, приходили спокойствие и отстраненность. И желание врезать кому-нибудь из нападавших так, чтобы до смерти. Кулаки сами сжимались, на лице появлялась улыбка… У тебя звериная улыбка, говорили ему приятели. А противники чаще всего отступали. Даже если их было больше.
А сейчас Стасу следовало испугаться по-настоящему. До истерики, до обморока или рвоты, а он вместо этого почувствовал какое-то извращенное облегчение, прикрыл за собой дверь и усмехнулся.
Одной половиной рта. Правой. И это – Стасу говорили неоднократно – делало его похожим на волка.
Здоровенного негра, сидевшего сейчас за письменным столом, жители Гуляй-города называли Максимкой. В глаза, естественно, его так никто назвать бы не решился. Так панибратствовать с главой Службы Безопасности Харькова мог только безумец с воспаленной тягой к суициду.
