– Нечто вроде стрельбы по машине Абдулы?
– Да. Вполне подойдет. Именно ректор первым заговорил о стрелках на Геповке. Он сказал, что их привел кто-то из нас, но ведь это могли быть и его люди. Интересно, кого-нибудь опознали?
– На месте засады работали люди ректора. И пока никаких результатов не объявлено. Но…
– Что «но»?
– Туда прибыли и эксперты Максимки, – Леший щелкнул пальцами. – Учком не мог помешать этому, как не мог и собрать весь биологический материал, оставшийся от засады. Абдула отстреливался изо всех стволов, клочья летели по закоулочкам… Наверняка какой-нибудь из клочков попался экспертам из СБ.
– Вот даже как… – товарищ Хаоран еле заметно улыбнулся. – Боюсь, что информация от ректора и от Фрейдина будет несколько отличаться. И кому поверят… Как я понял, Тарле сошел с ума не навечно?
– К вечеру он скорее всего придет в себя.
– И будет очень огорчен случившимся. Ему трудно будет объяснить своим людям, почему он перебил охрану. А уж мокрые штаны… Но если окажется, что пока он был в Учкоме, его накормили какой-то дрянью… Это очень хорошее объяснение. И, насколько я знаю господина Тарле, он не будет дожидаться, пока блюдо остынет.
– И в этой ситуации вы…
– Я не стану ему мешать. Более того, я на всякий случай перекрою границу с Конго, чтобы у М’Боги не возник соблазн нанести удар Абдуле в спину. Хотя до штурма, полагаю, дело не дойдет. Не дойдет… Интересна позиция Фрейдина и Городского Совета, хотя… – Товарищ Хаоран свел кончики пальцев обеих рук, образовав подобие сферы. – Если верить сегодняшним новостям, у Совета и у Максима Андреевича уже возникли проблемы. Кажется, жители города недовольны тем, что произошло на открытии станции питания. Я с трудом удерживаю своих соплеменников от необдуманных действий, но мусульмане и жители Конго, насколько я знаю, собираются найти виновных… или назначить виновных.
– Просто как канторщики по поводу «сна». – Леший снова щелкнул пальцами.
– Очень похоже, – не мог не согласиться товарищ Хаоран. – И, вполне возможно, что все закончится с весьма сходным результатом. Место людей, не сумевших обеспечить безопасность кормежки, должен занять некто, способный эту безопасность гарантировать… То есть если все будет проходить правильно, то владельцы пищевых фабрик могут…
– Могут. Думаю, что проверка, которая будет назначена Городским Советом, выявит, что и остальные биореакторы города выдают продукцию не очень полезную для здоровья…
– Если вы так полагаете…
– Я просто уверен в этом.
– Но ведь владельцы фабрик входят в Городской Совет…
– Тем более весомым и взвешенным будет выглядеть любое решение этого Совета. За исключением, конечно, оправдательного…
– Вы полагаете, что оправдательного решения не будет?
– Оно просто невозможно, товарищ Хаоран, – засмеялся Леший. – Посудите сами – люди знают, что их еда может быть отравлена. И они, естественно, захотят, чтобы виновные были наказаны. В одном цеху это может быть кто-то из лаборантов или рабочих… Даже в двух-трех… Но чтобы во всех…
Зверь в его глазах больше не пытался прятаться, он скалил свои клыки, щелкал хвостом и рычал.
Товарищ Хаоран почувствовал, как легкий холодок потек от кончиков пальцев к запястьям, к предплечьям, просочился в мозг и медленно, сверху вниз, стал заполнять все тело.
Это было странное, незнакомое ранее ощущение. Неприятное и пугающее. Товарищ Хаоран и старший полковник Цонг не сразу поняли, что это страх.
Леший больше не прятал зверя в своих глазах, он сам стал зверем. Каждая черточка его лица излучала опасность, каждое движение демонстрировало угрозу. Рука хозяина кабинета потянулась к сенсорам управления системой защиты, но замерла в нескольких сантиметрах от пульта. И товарищ Хаоран не смог понять – сам он остановил руку или подчинился воле гостя.
«Я ведь еще два с половиной года назад знал, что придется расплачиваться, – подумал товарищ Хаоран. – Два с половиной года назад… Леший тогда сказал, что попросит об ответной услуге».
Время пришло.
Леший ждал, рассматривая товарища Хаорана немигающим змеиным взглядом. Его лицо теперь было неподвижным, почти мертвым.
– Что я должен сделать? – выдавил из себя товарищ Хаоран, склонив голову.
Он больше не мог смотреть в глаза Лешего, не имел сил.
– По нашему соглашению, вы и остальные канторщики удерживали границы города, – ледяным тоном произнес Леший. – Вы не пропускали никого наружу и снаружи вовнутрь.
– Мы все выполнили соглашение, – сказал товарищ Хаоран и с ужасом понял, что голос его дрожит.
– Это хорошо. Сегодня может произойти всякое… Может показаться, что время соглашения прошло… И я очень прошу вас…
Прошу?
Товарищ Хаоран помимо воли улыбнулся. Тут уместнее прозвучало бы «повелеваю». Хотя… Леший поступает правильно, пользуясь силой, но не демонстрируя ее. Тот, кто имеет власть, может позволить себе вежливость.
– Я хочу, чтобы вы связались с остальными главами кантор и передали им мою просьбу. При любом раскладе, даже если вам покажется, что все рухнуло, что все кончено и с моими просьбами можно не считаться… Хотя бы до завтрашнего утра. Удержать людей в городе, не позволить им совершить глупость. Остановить. Через кровь, через смерти десятков и сотен. Иначе могут погибнуть сотни тысяч. Люди до сих пор живы, потому что в этом городе существует порядок. Вы сможете выполнить мою просьбу?
– Да.
– Очень хорошо. – Леший встал с кресла. – И передайте Абдуле, как только он сможет нормально воспринимать окружающую действительность, пусть не спешит на штурм Учкома. У него это все равно не получится. А если он все-таки попытается, то умрет. Так и передайте – умрет.
– Умрет, – повторил товарищ Хаоран.
– Вот и славно, – Леший двинулся к выходу. – Сейчас я, пожалуй, покину вас. Но, надеюсь, мы еще встретимся. Так или иначе…
Больше всего старшему полковнику Цонгу хотелось, чтобы Леший ушел как можно скорее. Его присутствие вызывало почти физическую боль, хотелось закричать, зажмуриться, зажать уши руками и упасть на пол… как при ядерном взрыве… ногами к вспышке…
Но тогда старший полковник Цонг утратил бы уважение к себе окончательно.
Леший медленно – очень медленно – шел к двери. Словно пробирался сквозь густое, вязкое желе. Нужно было что-то сделать, что-то сделать, пока он не ушел… Иначе до самого конца жизни Хаоран Цонг будет проклинать свою слабость. Подчиниться силе – это одно. А испугаться…
– Я говорил о шахматах… – Хаоран Цонг откашлялся и поправил узел галстука.
– Да? – Леший остановился и повернулся к хозяину кабинета.
– Я сравнил все, что здесь происходит, с шахматами. Я был не прав, – Хаоран Цонг встал с кресла и смог заставить себя сделать шаг к Лешему. – Когда-то давно мне попала в руки книга – старая книга местного автора. В ней было много крови, жестокости и немного философии. И там он писал о бильярде. О так называем «пуле». Есть стол, затянутый зеленым сукном, есть шары на нем – цветные и рябые. Есть белый шар, которым наносятся удары. Соперник волей случая выбирает, какими именно шарами придется играть. Нужно забивать шары в лузы. Цветные или рябые. Может показаться, что в этом смысл игры – забить как можно больше шаров. Может показаться, что самое главное – не дать сопернику сделать это. Шарам кажется, что все происходит для того, чтобы бить их как можно больнее. Белый шар может чувствовать себя главным… или самым несчастным, потому что его бьют все и он бьет всех. Кто-то может постичь, что все это сражение – за право забить в лузу черный шар, и этот черный шар может подумать, что именно он – самый важный в этой игре. А потом – случайность, нелепый рикошет, неверный удар, и черный шар вкатывается в лузу раньше времени. Или не в ту лузу… И тот, кто, казалось, уже был в шаге от победы, проигрывает. И шаров он больше забил, и класс у него выше, чем у соперника, но вмешивается случай…
