— Ты меня не тронь, потому что я железная, — словно бы подслушав, о чем я сам с собою рассуждаю, вдруг заявляет мне Кларисса и, выпятив и без того внушительный живот, корчит совершенно отвратительную рожу.
И в самом деле, что ты с ней поделаешь? Остается лишь молча сжать кулаки и, немея от предчувствия трагической развязки, ждать, когда же объявят приговор.
— Ты подумай, ну какой из тебя получится отец? И куда теперь будешь приводить своих подружек с Ленинградки и с Арбата? Представляю, Лулу на кухне хлопочет по хозяйству, а ты с очередной шлюшкой тем временем в постели развлекаешься. Ну до чего прелестная картинка! — Кларисса перевела дух. Видимо, как человек совсем не чуждый психологии, это уж само собой, она пыталась убедить меня в том, что поздно изменять свои привычки в зрелом возрасте. И в чем-то она была права. — Ну ладно. Предположим, вы как-нибудь устроитесь, но вдруг в один злосчастный день Лулу узнает, что ты и есть тот сутенер, который…
— Но это же неправда! — попробовал закричать я, но неожиданно мне словно бы сдавили горло, и звук получился какой-то пустой и малоубедительный.
— Я тебя умоляю! Хочешь сказать, ты тут совсем не при делах?
— И все равно ты врешь… И она в это не поверит… — Я замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. — Я же не думал… Откуда я мог знать, что Лулу — это моя дочь?
Видя мое замешательство, злодейка поняла, что уже почти добилась своего, и несколько изменила тактику:
— Послушай, Вовчик! Мы с тобой не первый год знакомы, можем обойтись и без брехни. В конце концов, мне откровенно наплевать, дочь она тебе или подружка. Хочешь, хоть из соски молочком ее корми. Хочешь, положи к себе в постель. Но вот что, милый мой, ты должен уяснить для себя в этом деле окончательно. Если не желаешь потерять Лулу, изволь компенсировать нам расходы. И недополученную прибыль не забудь приплюсовать! — Тут Кларисса назвала совершенно умопомрачительную сумму…
— Ты спятила? Откуда у меня такие деньги? Да я же в наше дело все до последней копеечки вложил. И потом… — тут я чуть запнулся, — потом, должны же быть хоть какие-то гарантии? Скажем, через год ты опять заявишься ко мне и…
— А вот это, потс, твои проблемы, — уже не скрывая презрения ко мне, сквозь зубы процедила, словно опытная бандерша, Кларисса. — Только ты учти, что здесь никакие уловки не проходят. Однако и то верно, что не в моих правилах доводить клиента до греха.
Почему-то мне вспомнилось побережье Финского залива, и тело Мити, запутавшееся в водорослях на отмели, и печальные сосны там, на далеком берегу.
Глава 20
Что делать?
Должен покаяться, что с недавних пор стараюсь без надобности особо не сближаться с людьми. Ну так — здрасте-здрасте, и не более. Признаться, боюсь увидеть на чужом лице печать неминуемой разлуки. А почему? Ну вот случилось, что называется, запал в сердце некий человек, общаешься с ним, разделяешь его радости или тревоги. И вдруг раз — и нет его! Что тут скажешь? Тяжко так, что не приведи господь! Самое страшное бывает, когда и сил уже нет, и передохнуть нет никакой возможности, и ничего не в состоянии изменить.
Вот и с Лулу — знать бы ее не знал, и все было бы просто и без нервов. И не пришлось бы длинными ночами мучить себя, выискивая оправдания, рассматривая обстоятельства так и сяк, прикидывать, что было бы, поступи я иначе. А толку что, если все уже случилось?
И кому могла прийти в голову такая дикая мысль, будто был я знаком с этим патлатым затейником, с уже упоминавшимся Антоном, еще задолго до последнего аукциона? Что из того, будто вопреки правилам я его с Лулу в наш клуб той ночью пропустил? По моему мнению, это ровным счетом ничего не значит, потому как с тем же успехом можно утверждать, будто я кум и брат большинству из нашей постоянной клиентуры, заядлых любителей «клубнички» или «остренького».
Да не был я с ними никогда и ни в каком родстве! А иначе разве сидел бы теперь тут, в этом занюханном гадючнике? То-то и оно, что мне самому, без чьей-то помощи пришлось по жизни пробираться. И если бы не досадный тот просчет, не я бы на них украдкой пялился, а совсем наоборот — вся эта шобла объевшихся котов передо мной расшаркивалась, можете мне поверить, знаю, потому и говорю!
В сущности, какая бы беда ни приключилась, всегда можно найти объяснение в том, что где-то ненароком согрешил. А иначе, с чего бы вот так не повезло? Вроде бы стараюсь делать добро людям, а на меня постоянно сыплются несчастья. Ну в самом деле, все как одно к одному — и роман никто не хочет напечатать, и совсем некстати навалились эти неприятности с Лулу, и денег вечно не хватает. Господи! Надоело-то все как! Как хочется покоя!
С другой стороны, а зачем вот именно это произошло и почему? С чего вдруг нам с Лулу выпала такая жалкая планида? Чем конкретно мы оба перед Всевышним провинились? Никакого особенного криминала я за собой не нахожу. Так, все по мелочи, не больше и не меньше, чем у других. И где же был тот Рубикон, перешагнув который мы вопреки ожиданиям оказались у разбитого корыта? Впрочем, что уж тут скрывать — я дважды разведен, Лулу тоже не святая. Ну и представьте, если уж по делу, что нам за это полагается? Да, в рай, уж это точно, путь закрыт.
В общем, ничего другого не остается, как исповедаться. Перед кем? Да перед кем угодно, хотя бы вот перед самим собой. Все просто и удобно. Пишешь как бы от имени некоего выдуманного подлеца, так что никому и в голову не придет, что под его личиной ты сам прячешься. Вся неприязнь, все возмущение читателей достанутся ему, а у тебя в итоге словно бы с сердца свалится тяжелый груз и даже сознание в некотором роде просветлеет. Так вот и в Интернете, на виртуальном форуме — стоит только сменить свой ник, и жизнь начинаешь заново. Главное — так все запутать, чтобы никто и ни о чем не догадался. И все твои прошлые прегрешения сразу с тебя спишут, потому что никому и в голову не придет, что ты и тот, кто будто бы ушел, — это же одно лицо.
Увы, в реальной жизни так не получается — за все приходится платить. Даже если подумаешь, что вот на сей раз пронесло вроде. Ну а когда все уже случилось, тут остается только мучительно припоминать, где и когда в метро старушке место не уступил, кого просто со злости обругал, а кому испортил жизнь, да так, что, как ни старайся, теперь ничего уже по большому счету не исправить.
А что, может, и правда — начать повествование нужно туманно, а уж затем постепенно освобождаться от этой самой изначальной неопределенности. Такую формулу будто бы вывел один ныне почитаемый писатель-эмигрант. Вот и я, следуя его совету, поначалу затемнился, намудрил так, чтобы никто ничего не заподозрил, а теперь приходится разгребать самим же собой навороченные завалы в попытке прояснить, зачем все это написал. Ну уж не для того, чтобы кому-то что-то разъяснить. Напротив, скорее уж самому мне кое в чем надо разобраться. Увы, очень непростое это дело — понять, где правда, а где ложь и где человек попросту придуривается, надеясь за скоморошеством скрыть то, о чем очень не хотел бы вспоминать. А то и намеренно вводит в заблуждение, рассчитывая, что удастся уйти от наказания. Да я и сам иной раз путаюсь — что, почему да как? И, главное, зачем все это со мной было?
