Тот, кто распорол девчонке плечо, хотел ее смерти. Старуха чувствовала силу его ненависти. Черное пламя, питавшее этого человека, разгоралось все ярче, и против него не помог бы ни один ее заговор.
Рана девочки сильно кровоточила, кровь ушла в землю под ее жилищем. Пусть не вся, лишь малая часть. Но и этого достаточно. Она может привести сюда того, кто заставил ее пролиться. Кровь всегда зовет к себе громче любого голоса.
Старухе был известен лишь один способ отвести зло от своего дома.
Она прочитала вслух наговор, встала и, как была, нагая, собрала ветки в мешок. Внимательно осмотрела доски, чтобы не осталось ни единого листика.
Костер рассерженно зашипел, когда ведьма подкинула в него первую охапку.
– Все съешь, не подавишься, – бросила старуха, как старому приятелю. – Знаю, что не любишь свежатину. Терпи.
Костер дымил, чадил, но понемногу от рябиновых веток осталась одна зола.
– Вот и славно, – пробормотала старуха.
Сгребла золу на лопату и рассыпала под дубами, стоявшими позади ее дома. Ночной лес отозвался совиным уханьем.
Лопату старуха воткнула в землю и не успокоилась, пока не прочитала и над ней заговор. Но тревога уже покинула ее. Ничто не способно защитить от дурного глаза лучше рябины – дерева, когда-то обагренного кровью бога. Древесное ведовство – самое сильное.
Оно всегда помогало. Поможет и на сей раз.
Из-за деревьев, где старуха рассыпала золу, выбежал черный пес и замер, увидев ее.
– Где тебя носило? – беззлобно бросила хозяйка. – А ну домой, живо!
Пес опрометью бросился к крыльцу и свернулся у ступеньки.
– Будешь отлучаться по ночам – отравлю, – пригрозила она. – Ишь, взял привычку!
Пес накрыл лапой морду и коротко проскулил.
– Молчи, бесстыжая морда.
Старуха поднялась на крыльцо и напоследок каркнула:
– Спи вполглаза! Проворонишь чужого – шкуру спущу.
Глава 11
Николь разбудило птичье пение. Еще не успев открыть глаза, девочка сжалась, не зная, чего ожидать.
Ох, как страшно размыкать ресницы. Что она увидит?
Вдруг над ней склонился Веревочник, помощник ведьмы? Он сплетен из веревок, на которых вешали отцеубийц, и оживлен древним заклинанием. Попробуешь сбежать – просунет тонкую змеиную ручонку в ухо, протащит через нос, и оглянуться не успеешь, как подвесит тебя на верхушке сосны.
Птаха снова завела песенку. Триль-триль, тюриль-тюриль! Звуки беспечного чириканья заставили Николь устыдиться своих выдумок. Как говорит Венсан Бонне, у страха глаза велики, особенно если они закрыты.
Она глубоко вдохнула и подняла веки.
В комнате никого не было. Потухший камин сонно разевал серую пасть, присыпанную золой. На закопченных балках потолка дрожали размытые светло-желтые пятна. Углы были темны, в них таились сгорбившиеся тени, но от окна до пола наискосок комнату пронзал столб света. В нем медленно кружились пылинки. Они оседали внизу и снова выплывали откуда-то сверху, словно эльфы, танцующие в луче.
Приподнявшись, Николь разглядела на полу скомканную тряпку в бурых пятнах – ночную сорочку, что дала ей Элен. Значит, камень, принадлежащий маркизу, все еще при ней. До тех пор, пока Мортемар не отыщет его, он не отступится.
Интересно, правда ли, что некоторые камни, будучи украденными, притягивают к себе старых владельцев? Зовут их неслышными голосами, пока снова не окажутся в их руках?
– Вижу, ты проснулась.
Николь вздрогнула и повернула голову.
У двери стояла старуха, сжимая в руке ведро, из которого свисали, переваливаясь через край, дряблые листья лопуха.
– Как раз вовремя.
Ведьма прошаркала к камину, уселась перед ним и принялась развешивать на решетке один лист за другим, откладывая рваные в сторону. Закончив, встала и подошла к топчану.
– Тебе они больше не понадобятся. – С этими словами она откинула с ног Николь одеяло.
Перепугавшись до смерти, девочка поджала ноги под себя.
– Ты что это? – нахмурилась старуха. – А ну дай.
Она ловко цапнула Николь за пятку и подтянула к себе.
«Не надо! – хотела крикнуть Николь. – Не отрезай мне ноги!»
Старуха вытащила из кармана замусоленного фартука ножницы и защелкала ими, будто заправский портной. При виде серебристого клюва, сверкающего в воздухе, Николь обмерла, а потом задергалась, как комар в паутине.
Ведьма не отнеслась к ее слабому дрыганью серьезно. Ножницы нырнули вниз, к голой ступне. К коже будто ледышку прижали.
– Перестаралась я, – проворчала старуха. – И когда столько узлов успела навертеть…
Ножницы щелкнули, и Николь почувствовала, как что-то, стягивавшее ее ступню, спадает вниз. Только теперь она ощутила, что и вторая нога чем-то обмотана. Не будь она так испугана, вспомнила бы, что ей еще ночью показалось, будто она привязана к кровати.
Выходит, не привязана.
С правой ногой старуха расправилась быстрее. Смахнула на пол обрывки нитей и отклеила от ступней девочки прилипшие листья.
– Простое средство, но до чего действенное, – пробормотала она.
Убедившись, что и на этот раз ноги останутся при ней, Николь осмелела.
– Что это?
Старуха искоса глянула на нее.
– Это капустный лист. Снимает жар.
Она небрежно бросила листья на пол.
Николь проследила за их полетом и увидела, что они упали на целую груду таких же. Их мясистая поверхность была исчерчена потемневшими бороздками – следами нити.
– Все эти листья тебе пригодились? – недоверчиво спросила Николь.
Старуха не ответила.
– Зачем их столько?
Ведьма нагнулась, собрала ошметки и запихнула в ведро. Двигалась она быстро и легко, острые обветренные локти так и мелькали перед глазами Николь, точно спицы с костяными набалдашниками.
– Хватило бы и четырех, – пробормотала девочка.
Старуха распрямилась.
– Четырех? Ты была как лягушка, изжарившаяся на камне.
Она отряхнула ладони.
Николь боялась ведьмы, но тяга к истине была сильнее.
– Лягушки не могут изжариться на камнях, – неуверенно возразила она.
– Еще как могут. Когда они перебираются из одного болота в другое, предчувствуя засуху. Об этом ты знаешь?
Николь не знала, но на всякий случай кивнула.
– Лягушка скачет себе по тропинке в поисках лучшей доли и думает, что опасаться ей следует только аистов да ежей. В тени попадается прохладный камень, и она решает, что можно бы и отдохнуть. Лягушка распластывается на камне, – старуха растопырила руки, – и засыпает. Но тень сдвигается, земля начинает нагреваться. Глупая лягушка не замечает этого. Она чувствует, что под ее желтым брюхом стало тепло, но не думает, что это опасно.
