Мягкий ли свет, скрадывавший морщины ведьмы, послужил причиной, или неплотная вязь полуприкрытых ресниц, сквозь которые Николь рассматривала старуху, но только она увидела на ее месте другую женщину.
Чудесное преображение свершилось незаметно. Взамен белых растрепанных косм вокруг головы волнами легли золотистые волосы, невидимая рука провела росчерк тонких бровей, рыжих, точно кончик беличьего хвоста, и бережно разгладила впадины возле губ.
Под пологом леса сидела небывалой красоты девушка, замерев от прикосновения солнечного луча.
Николь, забывшись, широко распахнула ресницы.
– Не ослепни!
От неожиданности девочка дернулась и свалилась со своего корня.
– Таращишься так, будто блоху хочешь взглядом убить.
Ведьма встала, и волшебство рассеялось.
– На-ка, подыши. – Она сунула девочке под нос ладонь с серо-зеленой пылью.
– Что это?
– Птичья лапка.
Николь принюхалась. Противный запах, отдающий плесенью и застарелой тухлятиной, словно и в самом деле истолкли пару лапок от давно сдохшего воробья.
– Все, передышке конец. Двигайся, да поживее! И подай мне плащ, он тебе больше не пригодится.
Старуха пропустила девочку вперед, а сама развеяла над тропой травяную пыль.
– Это для того, чтобы собаки потеряли наш след? – спросила Николь, когда ведьма догнала ее, на ходу обвязывая меховой плащ вокруг пояса.
– Верно, лягушоночек. Но человеку эта травка не забивает нос, а прочищает голову. Иди, не болтай.
Прочищает не прочищает, но в голове и впрямь стало яснее, как будто засиженный мухами фонарь протерли ветошью. Жаль только, от боли птичья лапка не помогла ничуточки.
Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, Николь стала вспоминать преобразившееся лицо старухи. Наверное, кожа у нее в юности была белая, как у Элен…
Венсан Бонне как-то обронил, что люди различаются по материалу, из которого сделаны их лица.
Есть люди с мясистыми лицами. Они берут от жизни все. Даже один такой человек кажется избыточно большим, когда он рядом. Это – хозяева жизни. Они стараются загрести к себе все, до чего могут дотянуться, не слишком-то принимая в расчет всех остальных.
А других людей господь сотворил с лицами, будто выточенными из дерева. Венсан Бонне говорил, что дядюшка Гастон как раз из этой породы. Они – лучшие слуги, самые точные исполнители приказов. Но боже упаси, если по прихоти судьбы человек с деревянным лицом выбивается в правители. Он будет бессмысленно жесток и черств.
У третьих такие лица, словно вместо кожи им отпустили на небесах самого лучшего, благородного шелка. Эти люди нужны для украшения жизни, и больше всего среди них, конечно, женщин. Но если увидишь юношу, у которого кожа – как лепесток шиповника, знай, что перед тобой поэт или музыкант. Даже если он сам того не ведает, господь вложил в него дар.
Может быть, тебе встретятся и такие, у которых лица словно высечены из мрамора. Подобные люди самой природой уготовлены к великим свершениям, но куда поведет их судьба и проявятся ли их способности – неведомо. Мне, говорил Венсан Бонне, встречался и правитель с таким лицом, и лодочник. Последний был куда известнее первого в тех местах, поскольку никто лучше него не мог провести лодку через пороги.
А есть люди с лицами из глины, таких большинство. Куда их закинет жизнь, там они и будут крутиться.
После этого разговора Николь целое утро вертелась перед зеркалом Беатрис, придирчиво разглядывая собственную физиономию и пытаясь понять, какого она свойства. Так и не поняла.
Но глядя в седой затылок старухи, она подумала, что Венсан Бонне не учел еще кое-какой материал. Парусина, натянутая на снасти, тонкая, но прочная, тысячу раз окаченная водой, тысячу и один разглаженная ветром – вот каким лицом наградил бог ведьму.
Бог?!
Николь споткнулась и чуть не упала. Старуха, быстро обернувшись, подхватила ее.
– Эй! Ты что это?
Николь охватило смятение. В самом деле, что с ней? Она только что договорилась до того, что ведьма – создание божье, а не дьявольское.
– Держись крепче на ногах, лягушоночек, – только и сказала старуха. – Не так уж и далеко нам шагать.
Она не стала предупреждать Николь, что впереди у них самая трудная часть пути. Сама она редко пользовалась этой дорогой, предпочитая идти в обход по тропе, которую проложила много лет назад. Но сейчас выбора не было. Если пойти долгим путем, это займет весь день, а девчонка слабеет на глазах.
Арлетт отвела взгляд, чтобы не видеть лихорадочных пятен на ввалившихся щеках Николь, потрескавшихся губ с запекшейся мучнистой коркой. Она знала, что каждый шаг дается бедняжке все тяжелее, но не идти они не могли.
Тропа давно потерялась в траве, и они брели, следуя каким-то неведомым знакам, понятным лишь старухе.
Трижды им пришлось продираться сквозь чащу, где под буреломом притаились капканы из глинистых воронок и мертвых обломанных веток, ощерившихся со всех сторон.
Перебираясь через одну такую яму, Николь заметила внизу покачивающиеся змеиные головы, поднимающиеся вверх, точно стебли гигантской крапивы.
Она отвела взгляд и перебежала по стволу на другой край, где ее ждала старуха.
– Что ты там углядела?
– Гадюк, – заминка перед ответом была совсем недолгой.
– А, их тут хватает.
Хватать-то хватает… Но только Николь знала, что в здешних лесах не водится змей такой величины, чтобы головы у них были размером с кошачью.
Наконец непролазные лесные дебри сменились высохшим болотом, из которого торчали пятнистые стволы осин, точно исхудалые руки нищих, протянутые к небесам.
Возле крайней осины старуха остановилась. Под ее ногами зеленый травяной ковер обрывался, будто срезанный заступом, и дальше кое-где среди кочек стелился только грязно-желтый выцветший мох.
Ведьма обшарила глазами пространство, которое им предстояло пересечь.
По мнению Николь, такая предосторожность была ни к чему. Болото просматривается насквозь, с их места отлично видно, что за деревьями не прячутся ни кабаны, ни голодная волчья стая. К тому же колдунье встреча с волками не страшна.
– Ступай за мной след в след, – предупредила старуха.
Николь, пошатываясь от усталости, шагнула в примятый ее башмаком упругий мох.
Вокруг не видно ни лужицы – одна сплошная грязь. Видно, иссякли подземные ручьи, когда-то питавшие болото.
Ведьма не шла напрямик, а петляла между кочек, словно куропатка, путающая след, и Николь вскоре стало казаться, что они ходят кругами.
О, этот нескончаемый круг!
Зной вытягивает из нее все соки. Она иссохнет, как несчастные осины, как само болото, когда-то жирное и пахучее, точно шея богатой старухи, окаймленное кровавым ожерельем брусничных зарослей и синими жемчужинками черники.
