— Это она так сказала?
— Нет, Эмери.
— Он все перепутал. На самом деле вот как: в Бразилии бабочка взмахивает крыльями, и в Техасе начинается торнадо.
— Это что-то меняет, Данглар?
— Да, меняет. Нельзя искажать формулировки, иначе даже самые стройные научные теории в конце концов превратятся в пустую болтовню. Для знания нет ничего вреднее. Сначала приблизительность, потом неточность, и в итоге истина улетучивается, уступая место мракобесию.
У Данглара немного улучшилось настроение, как всякий раз, когда он мог порассуждать, а тем более подискутировать, опираясь на свою эрудицию. Не то чтобы майор любил разглагольствовать с утра до вечера, но долгое молчание не шло ему на пользу, так как легко могло спровоцировать приступ меланхолии. Иногда было достаточно нескольких реплик, чтобы отвлечь Данглара от мрачных раздумий. Адамбергу хотелось поговорить о Момо Фитиле, но он оттягивал начало разговора. Данглар — тоже: это не предвещало ничего хорошего.
— Наверняка история с бабочкой существует в нескольких вариантах.
— Нет, — отрезал Данглар. — Это не басня, а научная теория предсказуемости. Ее выдвинул Эдвард Лоренц в тысяча девятьсот семьдесят втором году, в том виде, в каком я ее процитировал. Бабочка — в Бразилии, а торнадо — в Техасе, других вариантов быть не может.
— Очень хорошо, Данглар, и хватит об этом. Почему решили задержать Момо?
— Его взяли сегодня утром. Горючее, которое было использовано для поджога машины, вроде бы совпадает с его фирменным коктейлем.
— В точности?
— Нет, у него больше масла. Но основа та же: топливо для мопеда. У Момо нет алиби на время пожара, в ту ночь его никто не видел. По его словам, какой-то человек назначил ему встречу в парке, чтобы поговорить о его брате. Момо якобы прождал его там два часа, потом поехал домой.
— Это еще не повод для ареста. Кто решил его задержать?
— Ретанкур.
— Без вашей санкции?
— Ну, почему же. Возле машины обнаружены следы кроссовок, подошвы которых запачканы бензином. Кроссовки утром нашли в квартире Момо, в пластиковом пакете. Насчет этого никаких сомнений, комиссар. Момо имеет глупость утверждать, что это не его обувь. Вообще он защищается крайне неуклюже.
— На пакете и кроссовках есть его отпечатки?
— Пока неизвестно, эксперты работают. Момо говорит, отпечатки наверняка будут, потому что он брал в руки эти кроссовки. Будто бы нашел у себя в шкафу пакет и захотел посмотреть, что там.
— Они его размера?
— Да. Сорок третьего.
— Это еще ничего не доказывает. Сорок третий — самый распространенный размер мужской обуви.
И снова Адамберг провел рукой по затылку, чтобы поймать катавшийся там электрический шарик.
— Но это еще не все, — продолжал Данглар. — Старик не заснул в машине и не сполз с сиденья. Он сидел прямо, когда начался пожар. А значит, поджигатель не мог его не заметить. Так что о непредумышленном убийстве можно забыть.
— Они новые? — спросил Адамберг.
— Кто?
— Кроссовки.
— Новые, а что?
— Скажите, майор, с какой стати Момо, решив поджечь машину, стал бы портить новые кроссовки, а если он это и сделал, то почему не избавился от них немедленно? А руки? Вы проверили, есть ли на них следы бензина?
— Эксперт приедет с минуты на минуту. Нам приказано все бросить и срочно расследовать это дело. Я назову фамилию, и вы сразу поймете, во что мы вляпались. Старик, который сгорел в машине, — это Антуан Клермон-Брассер.
— Ничего себе, — сказал Адамберг после минутной паузы.
— Да, — озабоченно произнес Данглар.
— И Момо случайно убил именно его?
— Почему случайно? Убивая Клермон-Брассера, он поразил капитализм в самое сердце. Может, втайне он всегда мечтал об этом.
Какое-то время Адамберг не прерывал рассуждений майора, он был занят тем, что одной рукой натягивал носки и надевал ботинки.
— Прокуратура еще не в курсе?
— Нет, мы ждем, когда будут результаты экспертизы рук.
— Данглар, что бы ни показала экспертиза, не направляйте ходатайство о предъявлении обвинения. Дождитесь меня.
— Не могу. Если следователь узнает, что мы затянули с ходатайством, а речь идет об убийстве Клермон-Брассера, то через час на нас напустится министр. Помощник префекта уже звонил, интересовался предварительными данными и требовал, чтобы мы взяли убийцу прямо сегодня.
— Кто теперь руководит группой Клермон?
— Две трети акций принадлежали главе семьи. Остальное было поделено между двумя его сыновьями. Это упрощенная версия. Если точнее, отец владел двумя третями в строительном и сталелитейном секторе. У одного из сыновей бо́льшая часть акций в секторе электроники, другой контролирует сферу недвижимости. Но на самом деле старик всем управлял сам и не имел ни малейшего желания подпускать сыновей к рулю. Год назад стали поговаривать, будто старик в последнее время допустил немало оплошностей и Кристиан, старший сын, собирается поместить его под опеку, чтобы не допустить развала фирмы. Тогда старик назло сыновьям решил жениться на своей домработнице, женщине из Кот-д’Ивуар, которая на сорок лет моложе его, уже десять лет спит с ним и всячески его обхаживает. Через месяц должна была состояться свадьба. У нее двое детей, мальчик и девочка, и старик Антуан собирался их усыновить. Возможно, он говорил это не всерьез, но, в принципе, холодная решимость старика иногда бывает разрушительнее, чем страсть юноши.
— Вы проверили алиби сыновей?
— Об этом не может быть и речи, — процедил сквозь зубы Данглар. — Они так потрясены, что не в состоянии говорить с полицейскими, нас просили позвонить позже.
— Данглар, кто из экспертов будет работать с нами по этому делу?
— Энцо Лалонд. Классный специалист. Не делайте этого, комиссар. У нас и так земля горит под ногами, да еще с двух сторон.
— Не делать чего?
— Ничего.
Адамберг убрал телефон в карман, потер затылок и протянул руку к холмам, чтобы выбросить электрический шарик и дать ему рассеяться в воздухе. От этого ему вроде бы полегчало. Не завязав шнурков, он быстро спустился по улочкам Ордебека к телефону-автомату, который заприметил еще раньше, когда шел от гостиницы Лео к центру. Будку не было видно с дороги, ее плотно окружали высокие зонтичные соцветия дикой моркови. Он позвонил в лабораторию и попросил к телефону Энцо Лалонда.
— Не волнуйтесь, комиссар, — сразу стал оправдываться Лалонд. — Я буду у вас самое позднее через сорок пять минут. Уже бегу.
— Не бегите. Вас задержали в лаборатории, потом вам никак не удавалось завести машину, и наконец вы попали в пробку или, что предпочтительнее, в аварию. Было бы чудесно, если бы вы разбили фару о столб. Или помяли буфер. В общем, придумайте сами, вы, кажется, сообразительный.
