— Чего не скажешь об их репутации, — заметила Ретанкур.
— Отец требовал от них слишком многого.
Достоинства детей своих он презирает:
Своим подобием он сделать их мечтает…
Ах! Воли, твердости он в детях не взрастил,
Но их достоинства навеки загубил, —
прокомментировал Вейренк. — Так вы надеетесь, что Клермоны распахнут перед нами двери?
— Нет, не надеюсь. Но я хочу, чтобы вы не спускали с них глаз ни днем ни ночью. Их резиденция состоит из двух больших особняков, расположенных на общем земельном участке. Вы будете постоянно менять машину и внешний облик, а тебе, Вейренк, придется покрасить волосы.
— Ноэль не очень-то подходит для слежки, — произнес Морель. — Его видно издалека.
— Вот и хорошо. И потом, Ноэль злой, въедливый; если он почует, что взял след, то уже не отстанет. Это тоже полезно.
— Спасибо, — без всякой иронии отозвался Ноэль, который воспринимал свои пороки как преимущества.
— Вот фотографии, — сказал Адамберг и раздал подчиненным несколько снимков. — Братья довольно-таки схожи между собой, хотя один толстый, а другой поджарый. Старшему шестьдесят, младшему пятьдесят восемь. Поджарый — это старший, Кристиан, которого мы будем называть Крис-Один. У него пышная седеющая шевелюра, всегда чуть длиннее, чем надо бы. Он элегантный, остроумный, душа общества, носит немыслимо дорогие костюмы. Младший — невысокий, толстенький человечек, более сдержанный, чем брат, пожалуй, даже чопорный и почти совсем лысый. Это Кристоф, которого мы будем называть Крис-Два. Сгоревший «мерседес» принадлежал ему. Он светский человек и в то же время работяга. Но это не значит, что один из братьев лучше другого. Мы все еще не знаем, что они делали в тот вечер, когда погиб их отец, и не знаем, кто тогда был за рулем «мерседеса».
— Что происходит? — спросила Ретанкур. — Момо уже не подозреваемый?
Адамберг быстро взглянул на нее: опять это странное выражение лица, недоверчивое, насмешливое и непроницаемое.
— Мы его разыскиваем, лейтенант, на это сейчас брошены все силы, а вечером еще пришлют подкрепление. Но у нас тут проблема со шнурками от кроссовок.
— Когда это пришло вам в голову? — спросил Ноэль после того, как Адамберг рассказал о неправильно завязанных шнурках.
— Сегодня ночью, — непринужденно солгал Адамберг.
— Тогда зачем вы вчера вечером велели ему надеть кроссовки?
— Чтобы проверить, подходят ли они по размеру.
— Понятно, — сказала Ретанкур, вложив в это слово весь свой скептицизм.
— Это не снимает подозрений с Мо, — пояснил Адамберг. — Но вызывает тревогу.
— Еще бы, — подхватил Ноэль. — Если один из Крисов сжег папашу и решил повесить убийство на Момо, корабль расследования начнет сильно качать.
— В корабле уже пробоина, — констатировал Вейренк. —
Едва успели мы на палубу взойти,
Как встретился нам риф подводный на пути.
После недавнего возвращения в Контору Вейренк постоянно импровизировал такие вот вирши. Но никто уже не обращал на них внимания, они стали восприниматься как привычный шумовой фон, вроде храпа Меркаде или мяуканья кота.
— Если это сделал один из Крисов, — уточнил Адамберг, — хотя мы не говорили ничего подобного, мы так не думаем, то на его костюме должны были остаться следы от паров бензина.
— Потому что бензиновые пары тяжелее воздуха, — кивнул Вейренк.
— Тогда следы должны быть и на сумке с запачканными кроссовками, которую он подбросил в шкаф, — сказал Морель.
— А может, и на ручке двери, за которую он взялся, когда пришел домой, — добавил Ноэль.
— Или на ключе.
— Но ведь он мог вытереть и ручку, и ключ, — возразил Вейренк.
— Надо проверить, не выбрасывал ли один из них какой-нибудь костюм. Еще он мог сдать его в чистку.
— В общем и целом, комиссар, — сказала Ретанкур, — вы поручаете нам следить за обоими Крисами, как если бы это были убийцы, и одновременно просите нас не считать их таковыми.
— Вот именно, — улыбаясь, кивнул Адамберг. — Убийство совершил Мо, и мы его разыскиваем. Но вы прилипнете к обоим Крисам, как осенние мухи, и не отстанете от них.
— Просто так, из благородных побуждений, — сказала Ретанкур.
— Благородные побуждения — штука полезная. Они возвышают душу, а это очень важно в определенные моменты, например сегодня вечером, когда произойдет зачистка квартала Бют, в которой не будет ничего возвышенного. Ретанкур и Ноэль займутся старшим братом, Кристианом, или Крисом-Один. Морель и Вейренк — младшим, Кристофом, или Крисом-Два. И давайте соблюдать этот код, мой телефон прослушивается.
— Нам понадобятся две группы для ночного дежурства.
— Возьмете Фруасси, она установит разнонаправленные микрофоны, Ламара, Мордана и Жюстена. Машины должны стоять на порядочном расстоянии от особняка. Там есть охрана.
— А если нас заметят?
Адамберг несколько секунд подумал, потом безнадежно покачал головой.
— Значит, нас не заметят, — подытожил Вейренк.
XVII
Когда Адамберг возвращался к себе через сад, его остановил сосед Лусио.
— Привет, hombre, — сказал он.
— Привет, Лусио.
— Глоток хорошего пива тебе не повредит. В такую-то жару.
— Не сейчас, Лусио.
— И при всех твоих неприятностях.
— А у меня неприятности?
— Безусловно, hombre.
Адамберг всегда серьезно относился к заявлениям Лусио, поэтому он остался в саду и подождал, пока старый испанец принесет холодное пиво. Лусио регулярно мочился на ствол бука, и Адамбергу казалось, что именно из-за этого сохнет трава вокруг дерева. Или, возможно, тут была виновата жара.
Старик откупорил две бутылки пива — маленьких бутылочек он не признавал — и протянул одну из них Адамбергу.
— Два парня что-то вынюхивают, — между двумя глотками произнес Лусио.
— Здесь?
— Да. С невинным видом. Просто гуляют по улице, вот и все. Но чем невиннее у кого-то вид, тем виноватее он кажется. Ищейки, не иначе. Любители всюду совать свой нос. Ищейки никогда не ходят, глядя вперед или себе под ноги, как все люди. Они шарят глазами по сторонам, точно туристы в историческом центре. Но наша улица не в историческом центре, верно, hombre?
— Верно.
— Это ищейки, и их интересует твой дом.
— Хотят сориентироваться на местности.
— А еще следят, когда уходит и возвращается твой сын, наверно, чтобы знать, в какое время никого не бывает дома.
