Кромс курил и, полузакрыв глаза, разглядывал Мо.
— Ты долго думал над этим? — спросил он.
— Надо же было чем-то занять время, пока я сидел один в пустом доме. Считаешь, это все ерунда?
— Я считаю, что, как только мы сможем подключиться к Интернету, у нас будет адрес этого магазина и фамилия этого сукина сына.
— Но мы не можем подключиться.
— Нет, мы в бегах, и, возможно, на годы. Если только ты не найдешь подонка, который спутал ноги тебе.
— Вряд ли. Ведь борьба будет неравная. В распоряжении Клермонов — вся страна.
— И не одна, а несколько.
XXVIII
Люди, стоявшие в больничном коридоре, волновались так, что были не в состоянии разговаривать друг с другом, хотя бы из простой вежливости. У Лины началась нервная дрожь, и ее шаль, как вчера за обедом, соскользнула на пол. Данглар оказался проворнее Адамберга. На своих неуклюжих длинных ногах он мигом очутился за спиной Лины и снова надел шаль ей на плечи.
Еще один облученный, подумал Адамберг. Эмери, нахмурив светлые брови, тоже видел эту сцену и, казалось, не одобрял ее. Она тут всех облучила, сделал вывод Адамберг. Вертит всеми как хочет, рассказывает что хочет, заманивает в ловушку кого хочет.
После этой маленькой паузы все взгляды снова устремились на дверь палаты в ожидании, когда повернется дверная ручка: так зрители на громкой премьере с нетерпением ждут, когда поднимется занавес. И все замерли, боясь шелохнуться, неподвижные, точно коровы на лугах Нормандии.
— Мотор завелся и гудит, — просто сказал доктор, выходя из палаты.
Он достал из кармана большой белый носовой платок и неторопливо вытер вспотевший лоб. Другой рукой он придерживал дверь.
— Вы можете войти, — сказал он графу, — но не произносите ни слова. Не пытайтесь сейчас втянуть ее в разговор. Это можно будет сделать через две недели, не раньше. Примерно столько времени ей понадобится, чтобы осмыслить и принять происшедшее. И ни в коем случае не надо торопить события, иначе она вернется в прежнее состояние, между небом и землей. Если каждый из вас пообещает хранить молчание, я дам вам взглянуть на нее.
Все одновременно кивнули.
— Но кто будет следить за тем, чтобы вы не нарушили запрет? — строго осведомился Доктор Эльбо.
— Я, — ответил Мерлан: до этого момента он стоял за широкой спиной Эльбо, слегка сгорбившись от растерянности, и оставался незамеченным.
— Ловлю вас на слове, дорогой коллега. Вы будете присутствовать при каждом посещении больной либо распорядитесь, чтобы за каждым посетителем приглядывал кто-то из персонала. В противном случае, если будет рецидив, я возложу всю ответственность на вас.
— Можете на меня положиться. Я врач и не допущу, чтобы кто-то испортил вашу работу.
Доктор Эльбо кивнул и позволил графу войти в палату. Граф вошел, опираясь дрожащей рукой на руку Данглара. При виде больной он замер и раскрыл от изумления рот. Щеки Лео порозовели, дыхание стало ровным; она приветствовала его улыбкой и живым, осмысленным взглядом. Граф тронул кончиками пальцев руки старой женщины, которые вновь налились теплом. Он обернулся к доктору, чтобы выразить ему свою благодарность или свое благоговейное обожание, но вдруг зашатался, и Данглар с трудом удержал его.
— Э-э, — поморщился Доктор Эльбо, — да у него шок. И поражение блуждающего нерва. Посадите его на стул, снимите рубашку. Посмотрите, ноги не посинели?
Вальрэ опустился на стул. Данглару с большим трудом удалось снять с него рубашку. Граф отталкивал Данглара изо всех сил, он был в смятении и, видимо, считал, что для него постыдно и неприемлемо сидеть полуголым в больничной палате.
— Он терпеть не может раздеваться, — пояснил доктор Мерлан. — Как-то раз устроил нам такой же цирк у себя дома. К счастью, там был я.
— Ему часто бывает плохо? — спросил Адамберг.
— Нет, последний раз это было примерно год назад. От сильного стресса. В сущности, у него тогда не было ничего серьезного. Просто он испугался. А почему вы меня об этом спрашиваете, комиссар?
— Он так расстраивается из-за Лео.
— Не волнуйтесь, комиссар. Это крепкий орешек. Лео провозится с ним еще долгие годы.
XXIX
Капитан Эмери вошел в палату и тронул Адамберга за плечо. Судя по его лицу, он был потрясен.
— Мортамбо только что обнаружил своего кузена Глайе убитым. Зверски убитым.
— Когда его убили?
— По-видимому, ночью. Судебно-медицинский эксперт пока не приехал, он в пути. Но ты не знаешь самого страшного. Глайе раскроили голову топором. Преступник опять применил орудие, которым воспользовался много лет назад.
— Ты говоришь об убийстве Вандермота-старшего?
— О чем же еще? Ведь с этого убийства начались все наши беды. Кто сеет жестокость, пожнет скотство.
— Когда убили Вандермота, тебя здесь еще не было.
— Это ничего не меняет. Ты мне другое скажи: почему тогда никого не арестовали за его убийство? Может, потому, что не хотели никого арестовывать?
— Кто конкретно не хотел?
— Знаешь, Адамберг, — мрачно сказал Эмери, глядя, как Данглар выводит из палаты полуодетого Вальрэ, — у нас тут свои понятия о законе: закон — это то, чего желает граф Вальрэ д’Ордебек. Он — хозяин жизни, причем не только на своих родовых землях, но, представь себе, и за их пределами.
Адамберг вспомнил приказы, которые получил вчера в замке, и промолчал.
— Смотри, — продолжал Эмери. — Графу нужен твой заключенный, чтобы вылечить Лео? Заключенного привозят прямо сюда. Тебе нужна отсрочка в расследовании? Граф сказал слово — и тебе ее дают.
— Откуда ты знаешь?
— От него самого. Он любит показать, как далеко простирается его власть.
— И кого, по-твоему, он выгораживал?
— Мы всегда считали, что Вандермота убил кто-то из его детей. Вспомни: после убийства люди видели, как Лина держала топор и вытирала с него кровь.
— Она этого и не скрывает.
— А какой ей смысл скрывать, если это зафиксировано в материалах следствия? Но она могла вытирать топор, чтобы снять подозрения с Иппо. Ты знаешь, что с ним сделал отец?
— Отрубил пальцы.
— Да. Топором. Но Вальрэ мог и сам подстроить убийство этого изверга, чтобы защитить от него детей. Предположим, что Эрбье узнал об этом. Предположим, он стал шантажировать Вальрэ.
— Тридцать лет спустя?
— Может быть, он начал шантажировать его еще тогда.
— А Глайе?
— Глайе вообще ни при чем, это инсценировка.
— То есть ты предполагаешь, что Лина и Вальрэ в сговоре. И она заявила, будто видела Адское Воинство, чтобы дать графу возможность избавиться от Эрбье. Что все остальное — упоминание о Глайе, Мортамбо и так далее — это просто прикрытие, уловка, чтобы пустить тебя по ложному следу и заставить искать какого-то маньяка, который верит в Воинство и исполняет волю его Владыки.
