Тяжелые установки СУ-122 долбили бетонные доты, вели огонь по вкопанным в землю танкам, нащупывали укрытые в капонирах среди деревьев артиллерийские батареи.
Самоходки СУ-76 шли в атаку, поддерживая пехоту. Такие атаки приносили наибольшие потери. Напрасно Борис Прокофьевич Тюльков доказывал, что лобовые наступления обходятся слишком дорого. «Сушки» выбивают с километра, не дав как следует воспользоваться своими сильными орудиями.
– Маневрируй, ищи укрытия. Выстрел – и снова вперед, – наставлял его полковник из штаба корпуса. – Отсиживаться никому не дадим.
– Маневрируем, – отмахивался уже достаточно повоевавший комполка Тюльков. – В лоб на артиллерию лезть – дохлое дело. Что толку от нашего маневрирования? Немцам безразлично что в лоб, что в борт нас бить. Броня-то, считай, никакая.
Полк держался в основном на «стариках» – Карелине, Чурюмове, Свирском и других ребятах, прошедших нелегкий путь. Машины бросали на участки, где требовалась маневренная поддержка сильных орудий ЗИС-3, забывая, что броня у «сушек» противопульная.
Приспосабливались. Уходили от лобовых, смертельных для легких самоходок атак, продвигались бросками с флангов. Но потери несли постоянно.
Нарвались на замаскированные пушки две машины с новичками. Одну самоходку расстреляли и сожгли сразу. Успел выскочить лишь заряжающий. Вторая получила бронебойный снаряд, разметавший тело наводчика.
Младший лейтенант Егор Трушин, командир машины, сдвинув в сторону то, что минуту назад было живым человеком, хорошим товарищем, и сел за прицел. Механик нырком ушел от снаряда в лоб, а командир успел всадить фугас в 50-миллиметровое орудие, разбив и отбросив его.
Немцы еще широко использовали эти подвижные пушки, пробивающие на 500–600 метров броню всех наших танков обычными бронебойными болванками. Не говоря о специальных снарядах с головками из твердого сплава, бронебойно-разрывных и подкалиберных снарядах.
Младший лейтенант Трушин с крутого разворота успел разбить и вторую пушку, но получил снаряд в моторную часть и выпрыгнул из горящей машины вместе с заряжающим.
Оба были ранены. Немецкие артиллеристы это заметили, и сразу трое погнались за ними. Самоходная установка СУ-76 была сравнительно новым оружием. Немцы имели приказ при возможности брать экипажи подбитых машин в плен, а не расстреливать, как обычно поступали с танкистами.
Заряжающий едва шел, у него были пробиты осколками руки и шея. Глядя на повязки, из-под которых капала кровь, он проговорил, едва не плача:
– Пропадать нам… детей жалко.
– Ложимся, – скомандовал младший лейтенант. Егор Трушин боевого опыта имел немного, но, как и Чурюмов, был охотником. Стрелял хорошо. Пристраивая ППШ, спросил у товарища:
– Детей-то много?
– Двое… и третий на подходе.
– Сейчас глянем, кто кого. Резво бегут.
Двое артиллеристов были с карабинами, третий – с пистолетом. Видимо, он являлся старшим и что-то кричал, стреляя в воздух. Бежавший рядом артиллерист смеялся. Третий приотстал.
Трушин дважды нажал на спуск, сделав два одиночных выстрела. Пальбу очередями он не признавал. Офицер (или фельдфебель) упал на подломившихся коленях лицом вниз. Пошатнувшись, свалился смеявшийся артиллерист. Третий побежал прочь, спасаясь от пуль меткого стрелка.
Когда самоходка Чурюмова подъехала к ним на выручку, Захару стало не по себе. Егор Трушин, «свежеиспеченный» младший лейтенант, еще не нюхавший толком войны, хладнокровно добивал коротким охотничьим ножом раненых немецких артиллеристов.
– Ты почему ножом? Мы что, фашисты? Добил бы из автомата.
– Чего их жалеть! – огрызнулся Трушин. – Две машины сожгли, пятеро ребят из экипажей сгорели.
Об этом случае узнал замполит полка, поднял шум. Тюльков немного послушал и увел младшего лейтенанта к себе.
– Соображай немного, – постучал он костяшками пальцев по голове. – Ты советский офицер или мясник? Не знаю, чем этот случай кончится, но я бы тебя завтра с машины снял. Пошел к черту!
И сплюнул от злости. Что война с людьми творит? Молодой парень, а уже обозлен так, что никаких границ не видит. Может, делом Трушина занялся бы и политотдел, но продолжались сильные бои. Стало не до него.
Через день, угодив под минометный огонь, сгорела вместе с экипажем еще одна самоходка. Мина влетела сверху, взорвалась, сдетонировали снаряды. Остался лишь обгоревший каркас, а от четырех человек экипажа – подошвы сапог, обгоревшие кости и оторванная рука, отброшенная взрывом метров на десять.
В этом же бою две «сушки», поддерживая атаку пехоты, разбили дзот. Вели огонь, выбивая немцев из укреплений. Видимо, потеряли осторожность и угодили под снаряды тяжелого танка Т-4 с длинноствольной пушкой. Обе машины взорвались и сгорели. В баках было литров по двести бензина, от жара плавился металл, стекая каплями. Правда, сумели спастись три человека из экипажей самоходок.
Несколько «сушек» получили повреждения. Ремонтники работали ночами, снова ставили их в строй. Но несли немалый урон и немцы. Самым результативным в полку считался Захар Чурюмов. Нападал внезапно, выбирая укрытия, о которых не сразу догадаешься. Он словно мстил за всех погибших однополчан. И в первую очередь за молодняк, которые сгорали в первом-втором бою, не успев ничего понять или даже выстрелить по врагу.
Чурюмов постоянно менял методы, сближался с немцами и бил наверняка. В ту осень вдоль дорог осталось много нескошенной травы. Весенняя уже дала семя, вытянулась и подломилась от жары и дождей. Навстречу росла свежая – сентябрь, почти лето. Именно такие места присматривал Захар, и обязательно низинку для отхода.
Вот когда играла роль малая высота «сушки» – всего два метра десять сантиметров. Да экипаж еще лопатами выгребал с метр грунта. «Сушка», обложенная травой, становилась почти невидимой. И длинный ствол не торчал, опущенный до поры в ту же траву.
Первой жертвой такой охоты стал тяжелый разведывательный бронеавтомобиль с гаубицей «семидесятипяткой». Любая разведка – народ тертый. Чурюмов близко подпускать его не рискнул. Ударил с четырехсот метров фугасным снарядом, зная, что броня у колесной машины всего двадцать миллиметров.
Фугас проломил десантную дверцу и рванул внутри. Вспыхнул бензин, сдетонировали снаряды, и броневик вспыхнул. Одна незадача, что не досталось трофеев. Машина полыхала снизу доверху горели массивные колеса, тела немецких разведчиков, разлившаяся лужа бензина, смешанная с маслом.
И в другой раз удачно сработал Захар Чурюмов, поймав в прицел два грузовика «опель-блитц», неосторожно отставшие от колонны. Один загорелся, второму выбили задний мост. Два трупа остались возле машин, трое-четверо успели убежать.
По ним открыли огонь из автоматов и пистолетов, но верно говорят, что лучше тыловиков бегать никто не умеет. Зато достались неплохие трофеи: теплые куртки, ящиков двадцать боеприпасов, консервы. Полковые связисты получили в подарок несколько катушек многожильного цветного кабеля. Он ценился за легкость и прочность, а разный цвет проводов не путал линии и помогал легко находить оборванные концы.
