Про души узников он часто слышал от матери. Она считала, что
они живут в проклятом месте, поэтому часто молилась, чтобы скверна не прилипла
к ней и ее детям. Часами она просиживала перед иконой, беззвучно шевеля губами
и крестясь. Но все равно чувствовала, что ее молитвы не помогают. У дочери на
уме один блуд, а что на уме у сына – одному богу известно… Или дьяволу! В
городе, где сжили со свету такое огромное количество людей, балом точно правит
сатана.
В школу Габриель пошел в восемь лет. Он отлично писал, читал
и считал, однако учился слабо. Поведение у него также хромало. Хотя он не был
ни хулиганом, ни непоседой, ни грубияном, но мог посредине урока подняться
из-за парты и выйти из класса, не обращая внимания на окрики учителя. А еще он
часто притаскивал в школу дохлых птиц или животных. Укладывал их на парту и
рассматривал, что приводило в ужас и одноклассников, и педагогов.
Отучившись в восьмилетке, Габриель пошел работать. Отец
устроил его к себе в коровник (он трудился там наладчиком дойных аппаратов, а
сына взяли на должность скотника), рассудив, что из парня все равно толку не
выйдет, а тут хоть деньги будет в дом приносить. Габриель отработал лето, но
осенью вернулся в школу. За два месяца, проведенные на скотном дворе, парень
твердо уяснил, что хочет для себя совсем другой жизни, а для этого нужно
учиться. И учиться не просто хорошо, а блестяще, чтобы поступить в вуз
какого-нибудь крупного, а главное, далекого-далекого города.
Желание уехать из «проклятого места» до того лета как-то не
возникало. Габриель всю жизнь провел в родном городке и слабо представлял,
каков мир за его пределами. Конечно, в журналах и по телевизору он видел другие
места: и дальние страны, и близкие союзные республики; и столицы, и
маленькие поселки. Там все было другое и казалось ненастоящим. Будто не
документальные кадры смотришь, а постановочное кино. И вот когда Габриель
проработал в коровнике месяц, отец «выбил» для сына бесплатную путевку в Киев.
Парень не очень-то хотел куда-то ехать, исторические и культурные ценности
украинской столицы его не прельщали, но из дома вырваться хотя бы на пять дней
мечтал давно. И дело было в матери. С возрастом она стала невыносимой, а ее
религиозность маниакальной. Если кто-то из домашних поступал непотребно, она
принималась вразумлять грешника не словами, а делом. Сколько раз она кидалась
на подвыпившего отца! А дочь-блудницу запирала в погребе, чтобы не дать ей
распутничать. Габриелю тоже доставалось. Хотя за ним явных грехов не водилось,
мать видела в его скрытности, молчаливости, странноватом поведении нечистые
помыслы и, стоило ему погрузиться в привычное задумчивое состояние, била его по
лицу.
В общем, Габриель поехал. На автобусе до районного центра,
потом электричкой до областного, а там – поездом до столицы. Едва сев в него,
уставший Габриель уснул, проснулся уже в Киеве. Разбуженный попутчиком, открыл
глаза, выглянул в окно и…
Глазам не поверил. Высокие, необыкновенной красоты здания,
мосты, храмы, лабиринты улиц, потоки машин, толпы людей, сочная зелень обширных
скверов… И на деревьях ни одного стервятника! Ну просто другой мир! Другой, но
настоящий…
Четыре дня пролетели как один миг. Габриель наслаждался
всем, а особенно походами по музеям. В нем проснулся интерес к истории,
архитектуре, искусству. Это в «проклятом месте» его нечем было разбудить, одна
достопримечательность – старая крепость, да и та разрушенная и загаженная, а
тут куда ни глянь – исторические ценности, шедевры архитектуры, произведения искусства.
В родной городишко Габриель вернулся другим человеком.
Никто, правда, этого не заметил, и желание парня вновь взяться за учебу
расценили как придурь не вполне нормального человека. Да только ему было на это
плевать.
За два года из троечника Габриель превратился в лучшего
ученика и окончил школу с медалью. Но надо заметить, что блестяще он успевал
только по гуманитарным наукам, а пятерки по точным ему ставили скорее за
усидчивость. Получив аттестат и корочку золотого медалиста, Габриель начал
готовиться к поступлению в институт. Отец не мог нарадоваться, он всегда
мечтал, чтоб кто-нибудь из его детей получил высшее образование и стал, к
примеру, агрономом. А лучше врачом. Однако Габриель его разочаровал, он выбрал
совершенно неподходящую специальность, а именно: искусствоведение (врачом
Габриель стать не отказался бы, а лучше патологоанатомом, но он понимал, что ни
за что не сдаст математику). Отец недоумевал: зачем мужчине иметь диплом
искусствоведа? Куда он с ним устроится по окончании вуза? В музей, что ли? Так
в их городке таковых не имеется…
Тогда отец Габриеля еще не знал, что его сын не вернется на
свою малую родину. Более того, он даже не приедет навестить своих родных. И
писем им писать не будет. И не узнает, что его мать в порыве религиозной экзальтации
забьет блудницу-дочь до смерти, отца доведет этим до сердечного приступа, а
сама закончит свои дни в сумасшедшем доме…
Марго
Распрощавшись с мужем, Марго вернулась в бунгало, включила
телевизор и прилегла на диван. Вообще-то она дала себе зарок сразу после еды не
принимать горизонтального положения (врач-гинеколог ругал ее за стремительный
набор веса и велел худеть), но постоянно его нарушала. Дома еще как-то
держалась, находя себе занятия: посуду помыть, пыль протереть, Митины вещи
аккуратно сложить, но в «Эдельвейсе» все бытовые проблемы решались без ее
участия, и Марго разленилась. И главное, как быстро – за какие-то сутки!
По телевизору шел фильм «Забытая мелодия для флейты». Марго
любила его и с удовольствием стала смотреть. Однако не прошло и пятнадцати
минут, как ее сморило. Марго выронила пульт, засунула ладони под подушку и
погрузилась в сон.
Прошло два часа. Марго просмотрела много интересных снов, а
пробудилась от какого-то неприятного ощущения. Открыв глаза, она не сразу
поняла, что именно не так, пока не почувствовала зуд в затылке. Причем зудело
будто изнутри, и от этого было не по себе. Марго почесала затылок. Затем
повернулась с боку на спину и потерлась головой о подушку. Зуд не проходил.
Прислушавшись к своим ощущениям, Марго поняла, что уже испытывала такое раньше.
Когда она была карлицей, то являлась объектом пристального людского внимания.
На нее пялились на улице, в магазинах, в транспорте (пока она не купила свою
первую машину, вынуждена была ездить на автобусах и трамваях), и эти взгляды
Марго ощущала затылком…
Как сейчас!
Резко обернувшись, Марго посмотрела в окно. Шторы на нем
были задернуты, но не до конца, и она увидела ветку росшего за окном
декоративного шиповника. Ветка качалась. Но не от ветра, как хотелось бы
думать, а от того, что секунду назад ее задел тот, кто стоял у окна и сверлил
спящую девушку взглядом…
«Как пить дать Макс, – раздраженно подумала
Марго. – Зря я не дала ему твердый отпор! Надо было сказать открытым
текстом, что со мной ему ловить нечего…»
Марго поднялась с дивана, подошла к окну, отдернула штору,
выглянула на улицу. Никого! Распахнув створки, Марго высунулась из окна по
пояс. Но и теперь не увидела ни одной живой души. Макс (точно Макс, больше
некому!), наверное, успел ретироваться.
