Базиль послушно протянул телефон Марго.
– Я точно уверена, Митя, – затараторила та в
трубку. – Она сама мне говорила, что не принимает снотворного…
– Отлично! – оборвал ее Митрофан, употребив
совершенно неуместное слово. Услышав его, Марго растерялась и переспросила:
– Отлично? А что тут хорошего?
– Теперь ты веришь, что в доме отдыха творится что-то
нехорошее? И я имею в виду не череду самоубийств, а ряд инсценированных под них
тяжких преступлений, карающихся по статье сто пятой?..
– Да, да, да, – быстро согласилась с ним Марго, на
которую цитирование Уголовного кодекса нагоняло страшную тоску.
– Вот я и говорю – отлично! Значит, ты больше не будешь
упираться и поедешь домой.
– Ах вот ты о чем! – Марго тяжко вздохнула. –
Ну хорошо, Митя, я уеду…
– Аллилуйя! – возопил он. – Тогда иди
собирать вещи…
– Хорошо, – покорно выдохнула Марго и, передав
трубку Базилю, побрела к своему бунгало.
Габриель
Он все видел. И то, как Магдалина подходила к бунгало
соседки, и как стучала в дверь, и как, не дождавшись ответа, звонила по
телефону, а потом ждала отца мужа, и как тот забирался через балкон в дом…
«Прыткий старикан, – усмехнулся про себя
Габриель. – Совершать подобное «восхождение» не всякий молодой рискнул бы,
а этому все нипочем…»
Следить за развитием событий Габриель не стал, и так знал,
что будет дальше. Вместо этого поспешил в столовую, чтобы успеть позавтракать
до того, как поднимется буча. Пока шел, по привычке вспоминал былое, и делал
это с удовольствием…
Вернувшись из Крыма, восстанавливаться в институте Габриель
не стал. Желание учиться исчезло безвозвратно. Он забрал документы в деканате,
выписался из общежития и… всерьез призадумался.
Габриель не знал, как жить дальше. Где – тоже не знал. Не на
море, это точно. Там все будет напоминать об Оксане, и этих мук его
исстрадавшаяся душа не выдержит. Домой возвращаться нельзя (заберут в армию),
да и незачем – «проклятое место» никаких эмоций, кроме отвращения, не вызывало.
Решил в итоге поехать в Подмосковье. Где есть милые
деревеньки с гостеприимными жителями, не требующими за постой много денег.
Вообще-то у Габриеля денег не было совсем. Нисколечко. Так что он сел в вагон
зайцем.
Это была последняя вечерняя электричка, и народу в ней было
очень мало. В вагоне, где ехал Габриель, сидела всего одна пассажирка, женщина
лет сорока пяти, дородная, очень добротно одетая. На ней была шуба из кусочков
норки, красивая песцовая шапка, замшевые сапоги. Но главное, в сумке, которую
она держала на коленях, похоже, были деньги. Естественно, Габриель не был
уверен в этом стопроцентно – через дерматин он видеть не мог, но судя по ее
поведению… Женщина так трепетно прижимала к себе свой ридикюль, так вздрагивала
от каждого хлопка двери, так нетерпеливо поглядывала за окно…
Когда она приготовилась выходить, Габриель тоже встал. Он
направился в тамбур вслед за ней, и стоило ей шагнуть туда, как Габриель
налетел на нее сзади, схватил за шею и стал душить. Женщина пыталась вырваться…
Или закричать… Но пальцы Габриеля смыкались на ее горле все сильнее и сильнее…
Женщина обмякла. Габриель опустил ее на грязный пол тамбура,
а сумочку (ее она выронила) поднял. Сунув ридикюль за пазуху, он перешел в
другой вагон и, когда электричка остановилась, шагнул на платформу. Кроме него,
на этом полустанке больше никто не выходил. Зато один встречающий имелся. Стоял
в начале платформы, курил. Габриель сразу понял, кого именно он ожидает, и
занервничал. Однако в руки себя взял за секунду. А еще через одну спрыгнул с платформы
и, быстро пробежав под поездом, нырнул за станционный домишко. Мужчина,
встречающий его жертву, маневра Габриеля не заметил. Ему было не до того –
сначала он высматривал жену, затем бежал по платформе, заглядывая в тамбуры. До
нужного вагона он не добежал. Машинист не стал ждать, когда какой-то
ненормальный достигнет конца состава, и закрыл двери. Электричка тронулась,
набрала скорость и скрылась из виду.
Труп женщины нашли только утром. Вообще-то на конечных
остановках было принято осматривать состав, но в этот раз кто-то наплевал на
свои обязанности, и электричку загнали в депо без проверки. Так что тело
пролежало в тамбуре всю ночь, и обнаружили его вошедшие на первой остановке
пассажиры. Обо всем этом Габриель узнал из районной газеты и не испытал никаких
эмоций: ни сожаления, ни страха. Убийство оказалось делом легким и не оставило
на душе ран. А постоянная боязнь наказания была мифом. Габриель, по крайней
мере, спал спокойно и по улицам ходил не таясь. Если его вычислят, он просто
нападет на милиционера, и тот его застрелит…
Тогда он не страшился только сумы и смерти, а вот тюрьмы
хотел избежать любой ценой!
В ридикюле денег оказалось не так много, как Габриель думал.
Однако их хватило на то, чтобы снять дом на полгода и жить, не думая о хлебе насущном.
Зимуя в деревне, Габриель прочел много книг. Человек, сдавший ему дом, был
ректором московского вуза, и библиотека на его даче оказалась богатой. Особенно
много было литературы философской и религиозной. Габриель от нечего делать
прочел все книги, имеющиеся в наличии. Философия его не вдохновила (он решил,
что ею увлекаются только рефлексирующие особы, не способные ни на какие
осмысленные действия), а вот книги о религии его не оставили равнодушным.
Проштудировав их и переварив полученную информацию, он сделал вывод, что бог –
един и любит всех без исключения (а не только тех, кто в него верит). А то
как-то несправедливо выходит: дашь – на дашь! Поверь в меня, и я тебя спасу! А
если не веришь, то катись в ад?.. Нет, это неправильно, значит – всемилостивый
господь не может рассуждать так же, как все эти церковные теоретики… Кто они?
Заблуждающиеся смертные… А он – высшее существо!
И о грехах смертных у Габриеля тоже сложилось свое мнение. И
оно шло вразрез с принятым. Взять хотя бы две известные заповеди: «не убий»,
«не укради». Разве можно так категорично? И есть лишь одна оговорка: грешить
можно, главное – каяться. Покаялся – в рай попадешь. Нет – в ад. По разумению
Габриеля, это было страшной глупостью. Если украл, чтоб не умереть с голоду, а
убил, защищая близкого или избавляя от мук, это не грех. Так что каяться в
содеянном совершенно не нужно! Он, например, нисколько не сожалел о том, что
помог умереть старухе, у которой снимал комнату. Что за жизнь у нее была?
Валялась в кровати да болями мучилась! А благодаря Габриелю быстрее на небеса
попала, разве плохо? Но вот женщину в электричке не надо было убивать. Он
теперь это понимал. Не по-божески это. Лишать человека жизни ради выгоды
нельзя… Никак нельзя! «И больше не буду, – решил Габриель. – Никогда!»
Главное же – он понял, что хочет служить богу. Но вопрос –
как? Габриель пару раз приходил в храм ближайшего села, смотрел, внимал,
молился… Но как-то не проникся… Возможно, из-за того, что примера перед глазами
не имелось стоящего. Батюшка был выпивоха и лентяй. Матушка его своих детишек
ремнем порола. А те бабки, что били поклоны у икон, на праведниц также не
тянули. Отстояв службу, выходили за порог церкви и вели себя столь некрасиво
(ругались на нищих, препирались между собой, злобно кричали на тех, кто мешал
им забраться в автобус), что Габриелю было противно на них смотреть….
