– Слушай, Мить, я вот подумал, – начал
Леха. – А что, если их всех зомбировали, а? Через Интернет?
– Каким же образом?
– Ты что, про двадцать пятый кадр не слышал?
– А… Вон ты о чем. Слышал, конечно, но, по-моему, он
так убойно не действует. Максимум, что можно при помощи него заставить сделать,
это купить вещь, которая тебе совершенно не нужна.
– А вдруг сейчас что-нибудь новенькое изобрели? Гораздо
более убойное, как ты говоришь?
– Все, конечно, возможно, но смысл? Я больше склоняюсь
к мысли, что все наши самоубийцы посещали сайт какой-нибудь секты, где им
систематически промывали мозги… Возможно, не без помощи упомянутого тобой
двадцать пятого кадра!
– Самоубийцы, говорите? – вклинился в их диалог
Ротшильд. – Боюсь, в данном конкретном случае речь идет о насильственной
смерти!
– Что ты имеешь в виду? – подскочил к нему Леха.
Судмедэксперт молча взял длинный пинцет, засунул его в приоткрытый
рот покойницы и через несколько секунд вытащил из него таблетку.
– Застряла в горле, – прокомментировал он.
– И что из того?
Но Ротшильд был не из тех, кто сразу раскрывает свои карты.
– Теперь сюда посмотрите, – сказал он, загадочно
улыбнувшись, и указал на шею покойницы.
– Смотрим, – обреченно выдохнул Леха. Он знал, что
от эксперта можно чего-то добиться только в том случае, если соглашаешься на
его правила игры.
– Синяки. – Ротшильд ткнул пальцем в небольшой
кровоподтек под скулой и еще менее заметный за ухом. – А еще на
предплечье, его я вам уже показывал…
– И?..
– Судя по ним, я делаю вывод – над женщиной были
произведены насильственные действия. Надеюсь, пояснения не требуются?
– Еще как требуются.
– Что ж… Раз вы такие непонятливые, я вам наглядно
продемонстрирую… Смирнов, ложись!
– Куда? – опешил Леха.
– Туда. – Ротшильд указал на угловой диван.
Смирнов послушно проследовал к нему, лег на бок, подперев
голову рукой.
– На спину! – скомандовал эксперт.
Леха сделал так, как велели. Ротшильд подошел, выставив
вперед согнутую в локте левую руку, он склонился на опером. И сказал:
– Смирнов – спящая женщина. Я – убийца. Я подкрался
незаметно. В правой руке у меня горсть таблеток. Левая свободна. Итак…
Ротшильд, растопырив пальцы, схватил Смирнова за шею. Локоть
свой при этом ввинтил в его предплечье.
– Эй, поосторожнее! – завопил Леха. – Мне же
больно!
– Секунду потерпи, – попросил его Митрофан. После
чего обратился к Ротшильду: – Синяки на шее от пальцев, на предплечье от локтя,
это понятно. Таблетки, как я понимаю, убийца затолкал жертве в рот, после
чего… – он посмотрел в том направлении, где находилась покойница, и,
увидев на прикроватной тумбочке практически пустую бутылку минеральной воды,
закончил: – Влил туда же жидкость. Чтоб протолкнуть снотворное в пищевод.
– Совершенно верно. Только одна таблетка не прошла.
Что, конечно, не помешало женщине умереть. В ее желудок скорее всего их и так
попало огромное количество.
– Извините, что я прерываю… – прохрипел
Леха. – Но я больше не могу терпеть… Вы сначала дайте мне «вольную», а
потом вернетесь к разговору.
Ротшильд хмыкнул и разжал пальцы. Леха сполз с дивана на пол
и принялся усиленно тереть шею, с укором поглядывая на эксперта.
– Если у меня останутся синяки, – проворчал
он, – с моей Люськой объясняться придется тебе…
– При чем тут твоя Люська?
– Подумает ведь, что засосы… И не докажешь, что эти
следы на моей шее оставили пальцы коллеги, а не губы прекрасной женщины…
– Да кому ты сдался, Смирнов? – фыркнул
Ротшильд. – Придумал тоже – губы прекрасной женщины…
– Пусть не очень прекрасной, это все равно ничего не
меняет. Люська мне и страшненькую не простит…
– Неужели жена тебя и вправду ревнует?
– Как тигрица!
– Людмила твоя – роскошная женщина! Восемьдесят пять килограммов
сплошного очарования. Ты, Смирнов, по сравнению с ней – заморыш… –
Ротшильд покачал головой. – Не понимаю…
Смирнов резво поднялся с пола, отряхнулся и самодовольно
изрек:
– Народная мудрость гласит: «Маленькое дерево растет в
сучок», так вот я то самое маленькое деревце… Намек ясен?
И, гордо выпятив подбородок, прошествовал к окну, возле
которого стоял Митрофан.
– Леха, глянь, – обратился тот к подошедшему
Смирнову. – Окно-то только кажется закрытым, а на самом деле… – Он
повертел ручку-задвижку на фрамуге, и оказалось, что «язычок» из нее не
выходит. – Надо отпечатки снять. Здесь и с той стороны…
– Да не будет никаких посторонних отпечатков, ты же
знаешь! Убийца (добавлю, если таковой имеется) их не оставляет… Только карты
разорванные!
– Кстати, что-то на сей раз мы ничего подобного
не… – Митрофан резко замолчал и пристально посмотрел за окно. – В
траве что-то белеет… Ну-ка, выйдем!
И он первым заспешил к двери. Смирнов бросился за ним.
Выйдя из бунгало, Митрофан сошел с крыльца и обогнул здание.
Достигнув окна со сломанной щеколдой на фрамуге, он остановился возле него и
осмотрелся.
– Где же она? – пробормотал он, продолжая
озираться.
– Кто?
– Не кто, а что… Карта! Мне показалось, я видел
ее… – Митрофан присел на корточки и стал раздвигать руками высокую
траву. – Ага, нашел! – И он поднял с земли две половинки порванной
карты.
– И кто у нас на сей раз? – полюбопытствовал
Смирнов.
– Дама крестей.
– Дама, значит… Крестей… – Леха сунул руку в
карман своих истертых до белизны джинсов и достал из него скомканный
лист. – Славик мне распечатку сделал… Тут значения всех карт. – Леха
развернул лист, разгладил и забегал по нему глазами. – И дама крестей –
это… близкая знакомая, которой нужно остерегаться.
– Лех, мне кажется, мы все усложняем.
– Как так?
– Что, если дама крестей – это просто женщина, король
пик – мужчина, а бубновый валет – юноша?
– А ведь и правда… – Смирнов задумчиво почесал
конопатый нос. – Карты символизируют жертв. То, что они порваны, говорит
об их смерти…
– И это, друг мой, очень нехороший знак, – подвел
итог Митрофан.
– Да уж… Слишком смахивает на «фирменный знак»
серийного убийцы. Помнишь, в прошлом году мы вели расследование по делу
Савраскина? Всем своим жертвам он на щеке рисовал помадой крест. Как он
выразился, когда его поймали, ставил клеймо…
