– Да. Развернул лодку и отправился в одиночное плавание
по Волге.
– Врет!
– Возможно. Алиби у Радова нет. Лодку он вернул в два
ночи, а девушка, судя по предварительному заключению Ротшильда, к тому времени
уже была мертва.
– Сам-то ты что думаешь? Это Макса рук дело или нет?
– Мне этот хлыщ, конечно, страшно не нравится, но я не
уверен, что он утопил Ольгу. Надо быть полным идиотом, чтоб такое совершить.
Ведь подозрение автоматически падает на него! – Митрофан потеребил кончик
уса. – Я склоняюсь к тому, что на сей раз действительно имело место
самоубийство.
– Да брось! Ольгу убили, это же очевидно!
– Папа, твой единственный аргумент (я помню фразу про
радужное настроение) уже, как говорят некоторые мои подследственные, не канает.
Радов своим поведением не только его, это самое настроение, испортил, он довел
Ольгу до истерики. В таком состоянии психически неустойчивые барышни как раз и
совершают глупости.
– Вот-вот! Да только откуда эта барышня веревку взяла,
чтоб камень к шее привесить? С собой носила? Слабо в это верится…
– Веревку она нашла на берегу. Ею были обвязаны ивовые
ветки.
– Это еще зачем?
– Чтоб они не загораживали фонари на заборе,
ограждающем территорию «Эдельвейса». Вырубать ивы не стали, они очень красиво
смотрятся с реки, вот и придумали выход…
– А камень?
– Камней там тоже полно. Судя по всему, после того как
Макс вытолкнул Ольгу из лодки и скрылся, она выбралась на берег, затем
вскарабкалась по откосу вверх, цепляясь то за ветки ив, то за веревки, их
перетягивающие.
– Это ты просто фантазируешь? Или имеешь основания так
считать…
– На ее ногах и руках есть царапины и ссадины. Под
ногтями земля. Она точно преодолевала сложный путь.
– Ага, то есть девушка карабкалась вверх для того,
чтобы сигануть вниз? Что ж она сразу-то не утопилась?
– А ты попробуй утопиться на мелководье.
– Отплыла бы.
– Ты думаешь, это так легко? Взять вот так вот запросто
и пойти ко дну? Инстинкт самосохранения может в любую минуту сработать! Нет,
чтоб наверняка утопиться, надо камень к шее привязать. И броситься в воду с
высоты. Тут она все правильно рассчитала…
– Да не делала она ничего! Убили ее, точно тебе говорю!
– И теперь единственным твоим аргументом является
любимый «нюхом чую», да?
Базиль ничего не ответил, но Митрофан и так знал, что
угадал. Когда же отец бросил следующую фразу, выяснилось, что он имеет еще
кое-что сказать:
– Мить, а ведь Оля вполне может оказаться той червовой
(или бубновой) дамой…
– Может, – согласился младший Голушко, поняв, что
речь идет об одной из недостающих карт в найденной под сосной колоде. – Да
только не нашли мы никакой дамы, ни червовой, ни бубновой, на месте Ольгиной
смерти.
– Ее ветром, наверное, унесло! На берегу реки же дело
было.
Но Митрофан его не слушал:
– Зато обнаружили предсмертную записку! Она лежала в
кармане Олиного сарафана.
– И что в ней?
– Да как обычно… Устала, нет сил… Лучше смерть, чем
такая безрадостная жизнь… Прощайте и простите!
– Вот что ни говори, а не понимаю я этого! –
воскликнул Базиль и в сердцах еще раз шарахнул кулаком по столу. – Как это
– лучше смерть? Чем лучше? В жизни всегда есть то, что может радовать! Я иной
раз просто сижу и дышу. Набираю воздух в легкие и выпускаю. И так мне хорошо,
словами не опишешь…
– Таким жизнелюбием мало кто может похвастаться. Увы! Стрессы,
с которыми сталкивается человек в современном мире, истощают нервную систему и…
– Да, конечно, сейчас жить тяжело, кто бы
спорил? – перебил его Базиль. – То ли дело в тридцатые, сороковые,
пятидесятые! То продразверстка, то война, то строительство коммунизма! Не до
стрессов было, не то что теперь…
– Папа, самоубийства совершались людьми всех поколений,
и ты это прекрасно знаешь.
– Согласен! Но что сейчас творится, это ж просто
кошмар… Читал вчера в газете, что в Японии шесть человек в возрасте от восемнадцати
до тридцати совершили массовое самоубийство! Отравились угарным газом. Заклеили
окна скотчем, на полу расставили угольные печки, улеглись и… умерли!
– Я тоже читал об этом случае. В Японии вообще в
последние годы стало очень модно добровольно уходить из жизни. Да не только
там. Во многих развитых странах существуют клубы самоубийц. Преимущественно они
виртуальные, как наш «Шаг в бесконечность». Именно там люди и договариваются о
совместных акциях…
– Слушай, Матя, а наши самоубийцы случайно не?..
– Все они члены этого клуба. Про Ольгу пока ничего не
могу сказать, но остальные – совершенно точно!
Тут Базиль вспомнил о телефонном разговоре с Марго и
собрался донести до сына полученную от нее информацию (при этом не «заложить»
сноху), но этого не понадобилось. Выяснилось, что Митрофан уже получил
сведения, но из другого источника:
– Насчет Синицына у нас были сомнения, но теперь
очевидно, что и он был завсегдатаем сайта. Наш программист вычислил, что под
ником Млечный Путь скрывался именно Петр.
– Значит, и Сидоров, и Милова, и Синицын, и, возможно,
Ольга Соколова – члены клуба самоубийц… Все они хотели покончить с собой, все
написали предсмертные записки… И все умерли…
– На первый взгляд все предельно ясно: имеет место
сетевой суицид. Как в случае с теми японцами. Да только наши решили уходить
поодиночке, а не массово. И сохранить свое инкогнито.
– А на второй, более пристальный взгляд?
– Существует некто либо следящий за тем, чтобы
самоубийцы довели дело до конца, либо сам их умерщвляющий. В случае Миловой
имело место последнее.
– Нд-а… Запутанное дельце, ничего не скажешь… Сплошные
догадки, а фактов – ноль.
– Согласен. Преступник – очень осторожный и
изобретательный человек. А главное, просчитывающий свои действия на много шагов
вперед. Возьмем, к примеру, убийство Миловой. Он не только раздобыл снотворное,
но еще и сломал шпингалет на окне, чтоб иметь возможность проникнуть в бунгало
в назначенный день, а вернее, ночь. Сделать это, на мой взгляд, мог только
работник «Эдельвейса»…
– Я тоже думаю, что убийца один из местных
служащих! – воскликнул Базиль. – У меня эта мысль сразу возникла…
Он собрался углубиться в тему, но тут в комнату, где
Митрофан проводил допросы, ввалился Леха Смирнов.
– Доброго здоровьица, Василь Дмитрич! –
поприветствовал он старшего Голушко. – Как ваше ничего?
– Все у меня нормально… Ольку только жалко.
