– Да уж… Молодая девка совсем. Могла еще жить да
жить… – Леха вопросительно посмотрел на Митрофана: – Ты вроде сегодня с
обеда хотел домой уйти, так чего сидишь? Уже второй час дня!
– Да как я уйду, когда тут такое? – Митрофан
устало вздохнул. – Давай, Лех, десять минут на чай, а потом следующую
партию работников допрашивать начнем…
– Ага, ты чайник ставь, а я в столовку сбегаю, поклянчу
чего-нибудь съестного… – Леха хлопнул Базиля по плечу: – Пошли, Василь
Дмитрич, провожу тебя до обеденного зала…
– Пошли, я тебя провожу. Мне на обед еще рано, но без
меня тебе точно ничего съестного не дадут.
– Это почему же?
– Твоего обаяния на местных работников кухни не хватит.
Придется еще и мое в ход пускать…
И он, попрощавшись с сыном, отправился с Лехой в столовую.
Габриель
Он сидел на ступеньках пожарной лестницы и смотрел на окно,
за которым маячила лысая голова старшего следователя. Габриель ждал, когда его
вызовут на допрос. Предстоящая беседа с представителем закона его не пугала. Он
знал, что у ментов на него ничего нет, просто они надумали допросить всех
сотрудников «Эдельвейса» мужского пола.
– Эй, приятель, здорово! – услышал Габриель
хрипловатый баритон. – Закурить не найдется?
Он повернулся на голос и увидел, как по ступенькам крыльца
спускается отец старшего следователя, Василий. Вид у него был непривычно
помятый. Да и голос звучал не как обычно. Из этого Габриель сделал вывод, что
старик страдает с похмелья – вчера-то был хорошо поддатым.
– Так что насчет сигаретки скажешь?
– Не курю, – ответил Габриель.
– Я тоже… Но вот пробило вдруг…
И Василий, шумно выдохнув, зашагал в направлении
магазинчика. По всей видимости, решил купить сигарет. А возможно, пива, чтобы
полечиться.
Проводив старика взглядом, Габриель вновь уставился в окно.
Он смотрел на старшего следователя и думал, будет ли тот плакать над гробом
супруги. С виду Митрофан Васильевич человек суровый и не эмоциональный, но под
толстой шкурой таких вот парней очень часто скрывается нежная душа. Внешность
обманчива. Подтверждением этому был сам Габриель. В «Эдельвейсе», к примеру,
никто его не воспринимал всерьез. Считали безобидным чудаком. За спиной
подсмеивались. И Габриеля это устраивало. Всю жизнь он скрывался под личиной
тихони и хлюпика, тогда как сам был силен духом и телом. Особенно в
определенный период жизни, который Габриель называл про себя «предпоследним»…
…Из Самары он уехал в ту же ночь. Не хотелось (в том числе
из-за того, что второй насильник так и остался безнаказанным), но другого
выхода не было. Когда начнется расследование по делу Дмитрия, всплывет тот
факт, что девушка, с которой он проводил время, повесилась, и Габриеля запросто
могут заподозрить. А так – ищи его свищи! Дом они с Машей снимали на ее имя,
своего же паспорта Габриель хозяйке не показывал, так что можно не бояться, что
его личность установят. С этими мыслями он собрался и поехал в аэропорт.
Конечно, не хотелось оставлять девушку в петле. Но что ему оставалось?
Добравшись до аэропорта, он позвонил в милицию и сообщил о самоубийстве. Деньги
на похороны перечислил Машиной маме телеграфом. После этого пошел за билетом.
Первый отправляющийся из Самары самолет следовал на
Камчатку. И Габриель решил лететь туда.
Он устроился на рыболовное судно матросом. Дни, когда он
страшился тяжелой физической работы, давно миновали. Теперь она его только
радовала. Особенно нравилось, что тело благодаря ей становится сильным,
мускулистым. Габриель так и оставался худощавым, но теперь под его загорелой
кожей бугрились мышцы и мощь переполняла его члены. Ради интереса он попробовал
сразиться в армрестлинг с превосходящим его в весе портовым грузчиком и одержал
победу.
Поселился Габриель в доме рыбака. То же общежитие, но у
каждого жильца была отдельная комната.
Работал он вахтовым методом. Четыре дня в море, столько же
дома. Было непросто, но ему нравилось. Нравилось все, не только работа и
условия быта. Он влюбился в Камчатку и понял, что это именно та точка на
географической карте, куда стремилась его душа. Городок на Западной Украине,
где он вырос, был проклятым местом, а поселок под Петропавловском –
благодатным.
Шли дни, недели, месяцы. Миновал год. Затем второй. Габриель
достиг возраста Христа. К тридцати трем он стал совсем другим человеком: не
таким, каким приехал на Камчатку, и уж точно не тем, каким уезжал из проклятого
места. Казалось бы, прошло всего ничего – шестнадцать лет, а будто целая
вечность. Он был неопытным юнцом, ничего не знающим ни о жизни, ни о себе, чуть
позже превратился в озлобленного на судьбу мужчину, проклинающего всех и вся,
затем в служителя божьего, готового на преступление, лишь бы помочь прихожанам,
и, наконец, стал мстителем… Столько ипостасей за столь короткую жизнь… Но в
тридцать три Габриель ощутил полный покой в своем сердце. Даже его вечная жажда
будто притупилась. Да, был за эти годы раз, когда он смог ее утолить, но
случилось это по воле бога, а никак не самого Габриеля. Конкретнее это
произошло во время шторма. Они тогда были в море, и одного из матросов снесло
корабельной балкой. Он упал на палубу рядом с Габриелем и умирал на его
глазах….
Прошел еще год. Габриель отправился в медсанчасть поселка,
чтобы пройти обязательный медосмотр. Он нисколько не сомневался в том, что
обладает богатырским здоровьем, но оказалось – ошибался. У Габриеля
обнаружились проблемы с легкими. «Наш климат вам категорически
противопоказан, – сообщил ему врач. – Прохлада и повышенная влажность
вас погубят. Переезжайте в среднюю полосу России. А лучше – на юг. Рекомендую
не Кавказ, а Крым, там самый оптимальный для вас климат…»
Естественно, в Крым Габриель не поехал. Он никогда не
возвращался туда, где уже жил когда-то, а тем более где что-то потерял. Он
вообще не уехал бы с Камчатки (на здоровье ему было плевать), но его зарубили
на медкомиссии, и можно было не рассчитывать на то, что его примут в любую
другую команду рыболовного судна…
В тридцать четыре года он вновь оказался на «большой земле».
Пожил некоторое время в Санкт-Петербурге (новый город, новые ощущения), но там
ему плохо дышалось, и Габриель переехал. Местом своего обитания он избрал
крупный волжский поселок. Купил дом, обосновался. Да только самочувствие
становилось все хуже. И главное, болело не в груди, а в животе. Габриель прошел
еще одно обследование, и выяснилось, что у него, кроме всего прочего, цирроз
печени. Откуда он взялся, при том образе жизни, который вел Габриель, можно
было только гадать. Ладно бы пил и жрал вредные для здоровья продукты, так ведь
он был трезвенником и питался в основном крупой, молоком и хлебом. «Счастье,
если вы доживете до сорока, – сообщил ему врач. – А вообще я бы дал
вам не больше года! Болезнь, конечно, не на последней стадии, но печень уже
поражена настолько, что нет никакой надежды на выздоровление…»
