– Крис, ты что, все еще здесь? – послышался сверху удивленный голос матери.
– Да, – крикнул он в ответ.
– А я думала, тебе надо на занятия, – смущенно заметила она.
– Отменили, – не отрываясь от телевизора, бросил он.
– Хм… Тогда, может, заведешь мою машину?
– Ну да, конечно. – Он безропотно поставил миску на кофейный столик и вышел из комнаты.
Потом я услышала звяканье ключей и стук захлопнувшейся двери. Я хотела было исчезнуть до его возвращения, но дверь снова распахнулась, и он, взмыленный, вбежал в дом, спасаясь от холода.
– А что ты собираешься сегодня делать? – спросил он, скидывая запорошенные снегом ботинки.
– Еще не знаю, – скрестила я руки на груди.
– Мой друг устраивает вечеринку. Не хочешь пойти вместе с Рейчел?
– О… – только и могла выдавить я.
– Эмили, ты что, уже встала? – удивленно спросила мама, которая в этот момент как раз спускалась по лестнице. На ней была длинная черная юбка, черные кожаные сапоги и облегающий зеленый свитер. – А мне казалось, что занятия отменили.
– Надо же, какая ты аппетитная в деловом прикиде! – воскликнул Крис.
Она бросила в мою сторону виноватый взгляд и смущенно хихикнула. А он поймал ее на нижней ступеньке и ткнулся лицом ей в шею. Она снова хихикнула и, оттолкнув его, стремительно прошла на кухню.
– Ну так что, я тебя увижу, когда через пару недель вернусь из колледжа? – спросил он.
– Хм… Поживем – увидим, – покраснев до корней волос, неохотно отозвалась она. – Кофе хочешь?
Он пошел за ней, а я, перепрыгивая через две ступеньки, вихрем помчалась в свою комнату. И просидела там до тех пор, пока они не ушли. Через несколько минут пришло сообщение:
Прости, что так вышло. Я надеялась, что, когда ты проснешься, он уже уйдет.
Но я не стала отвечать. Мне нечего было ей сказать.
Хотелось бы верить, что Крис – просто случайность и такое больше не повторится, но это было не так. И хотя она старалась прятать от меня своих хахалей, я слышала, как она с игривым хихиканьем возвращается поздно ночью, предположительно выпив лишнего. Теперь я нечасто видела ее ухажеров, да и совсем пьяной больше ни разу не заставала, но внутренний голос говорил, что я права. Время от времени я сталкивалась с одним из ее парней утром по пути в ванную. И если бы не моя бессонница, то вряд ли узнала бы о существовании большинства из них.
Она никак не объясняла их присутствие и никогда не извинялась. Возможно, не подозревала, что я в курсе. Ведь приходили они тогда, когда я уже лежала в постели, а уходили, пока я спала. И не то чтобы это случалось постоянно, но все же достаточно часто для того, чтобы я стала на всякий пожарный, прежде чем выйти из комнаты, надевать спортивный бюстгальтер.
Честно говоря, я оказалась не готова к ее стилю жизни, а она – к моему.
Меня разбудил какой-то странный скрип. Я замерла и с закрытыми глазами стала прислушиваться, как старый дом со стоном отражает неистовый натиск порывов ветра. Потом открыла глаза и, навострив уши, стала вглядываться в темноту. И услышала возле своей двери подозрительный скрип.
Я уставилась немигающими глазами на просачивающуюся под дверь полоску света. Но сколько бы я ни смотрела на дверь, она была такой черной, что сливалась с темнотой. С таким же успехом можно было заглядывать в бездну. Но благодаря этой самой полоске света я точно знала, где находится дверь. За ней снова раздался какой-то скрип.
Я надеялась, что это мама, и даже хотела позвать ее. Но меня словно парализовало. И только сердце бешено стучало во вздымающейся груди. Потом звякнула ручка и заскрежетали старые петли. На пороге застыл чей-то силуэт.
Я открыла рот, чтобы спросить, кто там, но мне вдруг стало трудно дышать. Ночная гостья шагнула вперед, и в идущем из коридора тусклом свете я разглядела острые черты ее лица и презрительную ухмылку на губах. В руках она держала что-то тяжелое и длинное. И я поняла, что она пришла убивать.
– Ты не имеешь права жить! – зарычала она и резко вскинула руку.
– Эмили?! – услышала я чей-то крик и сразу открыла глаза.
Я лежала, тяжело дыша, и отчаянно пыталась понять, где нахожусь. Дверь распахнулась, в комнату в панике вбежала мама.
– Что случилось? – держась за сердце, спросила она.
Расслабившись, я сделала глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение.
– Мне приснился плохой сон, – объяснила я.
– Боже мой, Эмили! – воскликнула он. – Ты меня так до инфаркта доведешь!
– Прости. – Я вытерла рукой мокрый от пота лоб. – Все в порядке.
Она немного потопталась на пороге, словно хотела что-то сказать. Потом посмотрела на меня долгим взглядом.
– Ну… тогда спокойной ночи, – наконец произнесла она и, выключив свет, закрыла за собой дверь.
Я зажгла лампу возле кровати, поправила подушку и, скрестив руки на груди, вытянулась на кровати. Мне так и не удалось стряхнуть остатки кошмара. Он казался таким реальным, что я боялась закрыть глаза.
После той страшной ночи мама, напуганная моими криками, еще несколько раз заглядывала ко мне в комнату. Но потом перестала, видимо вполне резонно решив, что ничем не может помочь.
Меня терзали угрызения совести из-за того, что не даю ей спокойно спать, особенно когда я видела, как она утром клюет носом над своим кофе. Ведь я прекрасно понимала, что со мной нелегко жить. В свое время я не раз заставала Сару в игровой комнате, куда она убегала от моих воплей.
Психолог прописала мне снотворное, но оно не помогало справиться с кошмарами. Наоборот, я словно застревала в дурном сне, попадая в ловушку.
– Мне так жаль, – сказала я как-то утром. Мама удивленно оторвала глаза от чашки с кофе. – Что не даю тебе спать.
– Но ты же не виновата, – пожала она плечами.
И больше мы эту тему не затрагивали.
Глава 7
Светская жизнь
– Так вот, я только что начала встречаться с этим парнем, – в одно прекрасное утро сообщила мне мама.
Я как раз намазывала маслом тост и замерла на полпути.
– Неужели? – набравшись мужества, повернулась я к ней.
Затем я попыталась вспомнить, когда у нее в последний раз ночью был гость. И прикинула, что это было неделю или полторы назад.
– Но… – замялась она, – он… моложе меня. Гораздо моложе, и я сомневаюсь… – Она посмотрела на меня так, словно ждала совета. Вид у нее был взволнованный.
– А сколько ему лет? – вживаясь в роль, спросила я.
– Двадцать восемь, – поморщилась она, вопросительно посмотрев на меня.
