Главной проблемой был Гарин.
Варяг рассказал Шаману о своей идее – взять Гарина в заложники и заставить его команду делать все, что захочет криминальный король. Вопрос о том, станет ли команда плясать под дудку Варяга, даже не обсуждался. Конечно станет – ведь в этой команде сплошь его личные друзья и любимые женщины. Тем более, что без Гарина они – как ноль без палочки.
Гораздо сложнее был вопрос, как осуществить эту акцию на деле. Кого послать, как действовать, как держать связь с правительством Экумены и где держать самого Гарина.
Шаман выслушал мысли Варяга внимательно и начал отвечать по порядку номеров.
– Пантера мог бы сделать это запросто. Но он, похоже, свихнулся окончательно. По нему смирительная рубашка плачет.
– Скорее камера с мягкими стенками, – поправил Варяг, который тоже был наслышан о подвигах Пантеры.
– Его бойцы вроде бы не такие чокнутые. Но они ведь только его слушают. Вот если бы его устранить как-нибудь так, чтобы на нас не подумали.
– А подумали бы на Гарина, – подхватил Варяг.
– Если они подумают на Гарина, то грохнут его, с нами не советуясь. А ты ведь этого не хочешь?
– Тогда на Казакова, – предложил Варяг. – Его давно пора грохнуть.
Они стали обсуждать эту идею, и по всему выходило так, что план этот можно осуществить. Хотя трудностей и подводных камней много, и риск немалый – главным образом оттого, что во всей этой лихо закрученной многоходовой комбинации слишком много неизвестных.
Неизвестно, удастся ли быстро ликвидировать Пантеру. Неизвестно, как отнесутся к этому его бойцы. Неизвестно, возьмутся ли они похитить Гарина и смогут ли они это сделать. И еще неизвестно – действительно ли друзья и соратники Тимура из правительства Экумены так легко согласятся плясать под дудку Варяга ради спасения жизни своего вождя.
Но с другой стороны, неизвестно, не накопит ли завтра Гарин достаточно сил, чтобы заставить криминальных авторитетов плясать под свою собственную дудку. И если это произойдет, не придется ли Варягу вступить с Гариным в большую войну с неизвестным и непредсказуемым исходом.
И Варяг решил рискнуть. А Шаман решил его поддержать – разумеется, небезвозмездно.
Варяг согласился отдать на откуп Шаману дачную зону к востоку от Москвы. Для хорошего друга не жалко – если, конечно, этот друг реально поможет избавиться от гораздо более грозного конкурента.
А если дело не выгорит, тогда Шаману ничего не достанется. Хотя как знать. Ведь Варяг все равно не успокоится, пока президент Экумены не перестанет мозолить ему глаза. Если Гарина не удастся похитить, то придется его убить. А в этом случае надо убивать и Шорохова, и епископа Арсения. Если же и это не заставит остальных испугаться, смириться и подчиниться, то никуда не денешься от большой войны.
А ее так хотелось бы избежать.
63
Жанна боялась, что Пантера устроит казнь немедленно, на ближайшей поляне, и времени для поиска путей спасения осталось совсем мало.
Но его оказалось гораздо больше. Правда, на ближайшей поляне девушкам пришлось пережить несколько страшных минут, когда прирожденные убийцы, чтобы не развязывать валькириям рук, срезали с них одежду ножами. Тем, кто носил боевой наряд валькирий, как Дарья, было легче – сорвать с бедер пареу можно и без ножа.
Но Жанна была одета в джинсы и рубашку, и ее раздевание длилось довольно долго.
Разрезая то и другое на лоскуты, терминаторы смаковали каждое движение ножа. И Жанне все время казалось, что нож вот-вот вопьется в ее кожу.
Пантера в этом действе не участвовал. Он стоял в стороне, с интересом разглядывая меч, отнятый у одной из валькирий. И самих валькирий он тоже разглядывал не без интереса, негромко рассуждая вслух:
– Некоторые могут подумать, что эти особи имеют право погибнуть в честном бою, раз они умеют стрелять и носят с собой мечи. Я сам так подумал сначала. Но нет!
Эти женщины дважды достойны позорной казни. Во-первых, потому что они женщины, и как таковые несут миру вред, ибо умножают число людей на земле и препятствует великой миссии избавления от страданий. А во-вторых, потому что они посмели взять в руки оружие, а это – преступление, за которое любая женщина заслуживает немедленной смерти.
Услышав это, Жанна окончательно поняла, что имеет дело с сумасшедшим, и смерть ее будет если не немедленной, то уж наверняка неминуемой.
А Пантера думал о чем-то о своем и в конце концов придумал. Он решил не убивать валькирий прямо здесь на поляне, а отвести их к берегу реки и посвятить казни целый день. Завтрашний день.
Девушек подняли на ноги и погнали быстрым шагом на юг. Заходящее солнце уже скрылось за деревьями справа, но было еще достаточно светло, и прирожденные убийцы могли вдоволь налюбоваться мускулистыми загорелыми телами пленных воительниц.
И вот что удивительно – прежде Жанна не раз появлялась перед мужчинами обнаженной, но никогда до этого дня она не испытывала такого жгучего стыда и такой непреодолимой беспомощности, как теперь, когда ее нагую, со связанными за спиной руками, гнали по лесной тропе к Москве-реке, которая оказалась ближе, чем она думала.
Но самое худшее началось, когда наступила ночь, и отряд Пантеры расположился лагерем на берегу. Жанну положили на спину и привязали ее руки к ногам – так, что она оказалась распластана в неприличной позе, как препарированная лягушка. И Жанна сразу поняла, что за этим последует.
Она успела обессилеть в бесплодных попытках разорвать путы усилием мышц, прежде чем тяжелое мужское тело обрушилось на нее сверху.
Это был сам Пантера. Несмотря на кромешную тьму Жанна поняла это по каким-то признакам, которые не поддаются объяснению. И желание спасти свою девственность таинственным образом вызвало в ее мозгу странное просветление. Она нашла единственный верный способ отвлечь безумного терминатора от плотских желаний.
– Ты ведь не хочешь, чтобы я испортила тебе весь завтрашний день? – произнесла она, и Пантера удивился.
– Интересно, как это ты можешь испортить мне завтрашний день? – заинтересованно произнес он, прекратив попытки вложить свой меч в ее ножны, как выразились бы по этому поводу поэты Востока.
– Один французский менестрель сочинил песню про короля, которая не понравилась его величеству. И король приказал казнить менестреля. Но поэт так яростно сопротивлялся во время казни, что палач изуродовал его. Менестрель умер в жутких мучениях, но настроение короля было надолго испорчено. Ему казалось, что поэт его победил.
– Ты хочешь сказать, что будешь сопротивляться во время казни? Не думаю, что тебе это поможет. Ты тоже умрешь в жутких мучениях и будешь умирать так долго, что успеешь пожалеть о своей непокорности.
– Но ведь тебе хотелось бы видеть меня покорной с самого начала. Не забывай, я валькирия. Я не боюсь боли. Чем мучительнее будет моя смерть, тем счастливее будет моя жизнь в Валгалле.
