Быстро проглотив обед, она вскипятила воду в своем новеньком
чайнике, заварила чай и, взяв в руки красную кружку с дымящимся напитком, пошла
в комнату. Пока жидкость остывала, Аня от нечего делать взялась листать
бабусину книжку – читать ее она пока не собиралась, но намеревалась это сделать
позже, в отпуске-то времени будет вагон. Страницы книги переворачивались плохо,
наверное, из-за слишком толстого корешка, это раздражало, поэтому Аня залезла
под него пальцем, чтобы проверить, не мешает ли что – вдруг картон отклеился от
дерматина, – и наткнулась на сложенный в несколько раз листок. Подцепив
ногтями, Аня вытянула его.
Это оказался аккуратно сложенный альбомный лист. Закладка,
что ли? Но почему не между страниц? Странно…
Все еще не понимая, как лист оказался под переплетом, Аня
развернула его.
«Аннушка, девочка…» – было написано в самом верху листа. Это
было письмо, написанное нечетким отрывистым почерком старого человека.
Неужели бабуся оставила весточку своей Анюте?!
Вне себя от волнения, Аня углубилась в чтение письма.
«Аннушка, девочка, ты нашла мое письмо, это хорошо. Значит,
я правильно сделала, что спрятала его в книгу…
Раз ты читаешь его, значит, я мертва. Меня убили? Скорее
всего… Интересно, как? Если отравили, то это Лена, дочка, она всегда ненавидела
кровь. Если застрелили, то наверняка по указке Эдика, сына. Если же зарубили,
размозжили голову, сбросили в окно, то тут постарались внуки – в них нет
благородства моих детей, они пошли бы даже на такое некрасивое убийство…
Я давно предчувствовала смерть, именно поэтому
заблаговременно позаботилась обо всем… И не случайно я так баррикадировалась –
мне не хотелось, чтобы меня убили раньше, чем я все устрою… Я успела, так что
все в порядке!
Аннушка, милая, прости меня за все! Да-да, не удивляйся, у
меня есть за что просить прощения, ибо во всем плохом, что с тобой произошло,
виновата только я…
Мы познакомились с тобой год назад, помнишь? Я подошла к
тебе, спросила, почему такая молодая женщина не может найти себе работу… Да что
я рассказываю, ты сама, наверное, помнишь… Так вот, наша встреча не была
случайной. Я ее подстроила. А знаешь, почему? Потому что ты моя внучка…»
Прочитав последнее предложение, Аня не поверила своим
глазам, поэтому она вернулась на абзац назад и перечитала его вновь. Нет, она
не ошиблась, в письме действительно было написано «ты моя внучка». Но это
глупость какая-то! Как она может быть бабусиной внучкой? Как? Ее мать Шура
Железнова не имела никакого отношения к аристократическому древу
Шаховских-Анненковых! Она была обычной деревенской бабенкой с дурными
наклонностями и скудным умом… К тому же гулящая, пропащая…
Тут Аню осенило. Мать могла родить ее от бабушкиного сына.
Ведь Аня не знала, кто ее отец: ни одной черты его характера, внешности, ни
единого факта биографии, не говоря уже об имени – наверняка мамаша его тоже не
знала, как она говаривала, «к кому-то подвалила, а к кому – не помню»… Неужели
Шурка Железнова умудрилась подвалить… к Эдуарду Петровичу? Боже, как он мог
польститься на такую кошмарную бабу (пусть нехорошо так о матери, но от правды
никуда не денешься: бабой она была кошмарной)? Разве что с пьяных глаз или
большой голодухи.
От всех этих мыслей у Ани закружилась голова. Поэтому она
решила оставить размышления на потом, а теперь же вернуться к чтению письма:
«…ты моя внучка!
Ты удивлена? Нет, ты ошарашена, поражена, потеряна, я
понимаю… И я понимаю, что вслед за удивлением к тебе придет другое чувство –
обида. Ты скажешь, где же ты была все эти годы, когда я так страдала? Почему не
пришла проведать меня, почему не принесла ни одного подарка?.. Хотя о подарках
ты вряд ли подумала…
Девочка моя, я даже не догадывалась о том, что ты так
одинока, несчастна, бедна, наконец. Шура казалась мне хорошей женщиной:
честной, работящей, скромной. И бережливой. Для меня последнее было очень
важно, потому что я дала ей огромную по тем временам сумму на твое воспитание.
Я решила, что раз она не пьет, не курит, то сможет достойно распорядиться
твоими деньгами… А оказалось, что у нее другая, не менее пагубная страсть –
мужчины…»
«Да уж, – подумала Аня, отрываясь от письма. –
Страсть матери к мужчинам была пагубной, потому что она иссушала ее не хуже
алкоголя. Бесконечные любовные утехи, бесконечные скандалы, разборки, ревность,
венерические болезни, аборты, все это изматывало ее, разрушало, убивало. И
убило! Мать умерла в пятьдесят лет от сердечного приступа – в тот день ее
бросил очередной любовник, и этого разрыва она не смогла перенести…»
«…О том, что Шура умерла, я узнала с опозданием на три
месяца. Сразу, как эта новость дошла до меня, я поспешила навести о тебе
справки. Тогда у меня не было мыслей подружиться с тобой (прости меня, девочка,
но до нашего знакомства я не воспринимала тебя как свою внучку), мне только
хотелось убедиться, что ты в порядке. Когда я узнала правду о тебе и твоей
матери, я была в ужасе. Я даже не предполагала, что есть женщины, которые могут
швырять деньги на мужиков в ущерб ребенку! Это кошмарно! Но еще кошмарнее то,
что она не стеснялась развратничать при тебе! Когда мне об этом поведала твоя
соседка по коммуналке, я нарисовала себе твой портрет: размалеванная, грубая,
прокуренная девица, на которой негде ставить пробу – я решила, что у такой
матери не может вырасти приличная дочь… Как я ошиблась!
Девочка моя, когда я увидела тебя, такую чистую, такую
невинную, такую добрую, в моей душе все перевернулось… И я единственный раз в
жизни, поверь мне, единственный, горько пожалела о содеянном когда-то. Я не
должна была отсылать Шурку прочь (если ты еще не знаешь, сообщаю: она была моей
домработницей), не должна была откупаться от тебя комнатой и деньгами, я не
должна была вычеркивать тебя из своей жизни… Я очень виновата перед тобой и на
коленях прошу прощения!
Отдельное «прости» за то, что не осмелилась сказать тебе
правду в лицо…»
Аня вытерла ладонью крупные горячие слезы, что непрерывно
катились по щекам, и возобновила чтение.
«…Чернила кончаются, поэтому буду заканчивать свое сумбурное
послание. Я о многом тебе хотела рассказать, но, пожалуй, не смогу, и не из-за
чернил, просто трудно изложить историю моей жизни и жизни твоих родителей в
нескольких абзацах. Но ты узнаешь ее, если захочешь. Для этого тебе надо
нагрянуть в гости к Вете Голицыной, ей обо мне известно буквально все. Знала бы
ты, как распирало ее все эти годы, как она мечтала растрепать всем мои тайны,
но я крепко держала ее за гузку письмами ее мужа. Этот бонвиван всю жизнь был в
меня влюблен!
Но я отвлеклась, а между тем есть то, что ты должна
исполнить обязательно. Для собственного блага. Аннушка, когда приедешь к Вете,
не забудь спросить, где зарыта собака.
Так и спроси: «Где зарыта собака?» Если заартачится, ищи
сама.
219-6-3;55-10-6; 200-3-5; 301-12-2; 12-7-3; 600-29-2»
