Удивленно моргая, Аня смотрела на ряд цифр. Это еще что
такое? Шифр, что ли? Но зачем эти игры в шпионов? И при чем тут собаки, да еще
дохлые? Зачем ей останки мертвого пса? Как написано в письме, для собственного
блага? Ну уж это, извините, перебор…
Пропустив строчку с глупым шифром, Аня перескочила на
другую, первую в последнем абзаце.
«Прощай, моя девочка, больше не увидимся! Надежды на
свидание в загробной жизни у меня нет: нам уготованы разные дороги – меня в
отличие от тебя ждет ад. Но не беспокойся обо мне, я договорюсь с самим чертом!
Будь счастлива, внученька! Прости и прощай!
Р.S. Письмо никому не показывай, про собаку не говори ни
одной живой душе. Когда найдешь ее, узнаешь, почему».
На этом письмо заканчивалось. Аня еще раз пробежала глазами
последний абзац, пробормотала: «Прости и прощай», сложила лист, аккуратно
разгладила и зачем-то засунула обратно за переплет.
В голове был полный сумбур. На сердце камень. Она не знала,
радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, Аня была в полном восторге
оттого, что бабуся оказалась ее настоящей бабусей, с другой – ей было горько,
потому что узнала она об этом только сейчас… Еще ей не верилось, что написанное
в письме правда, ведь она так привыкла считать себя сироткой – мать с детства
твердила ей, что у нее не осталось ни одного живого родственника. Поумирали,
говорила она, кто от пьянства, кто от болезней, кто от старости… И вот теперь
оказывается, что у нее куча родных! Есть даже брат с сестрой… С ума сойти, брат
с сестрой! Она всегда мечтала их иметь! Конечно, Фрося с Денисом ей страшно не
понравились, и они приняли ее в штыки, но тогда-то они еще не знали о своем
родстве… А теперь они могут подружиться!
А еще у нее появился папа – Эдуард Петрович Новицкий. И
пусть некоторые злые люди утверждают, что он бандит, она все равно будет его
любить! Да, будет любить за троих: за себя и за его противных детей.
Но сначала она должна узнать всю правду. И чтобы узнать ее,
она поедет не к старухе Голицыной, как советовала бабуся, нет, она сразу
отправится к Эдуарду Петровичу Новицкому.
К своему отцу.
Эдуард
Эдуард Петрович неспешно прохаживался по своему кабинету. Он
только что поел, вот и ходил, потому что в каком-то Каринкином журнале
прочитал, что после еды нельзя сразу садиться (а тем более ложиться),
желательно подвигаться, чтобы пища быстрее переварилась и не превратилась в
жир. Глупость, наверное, но Эдуард Петрович вот уже две недели придерживался
этого совета – вдруг не глупость, вдруг поможет.
Когда он в шестнадцатый раз пересек кабинет, дверь
неожиданно распахнулась, но в помещение вместо секретаря ворвался некто в
красном пуховике и шапочке с помпоном.
– Это что еще такое? – рявкнул Эдуард, недовольно
воззрившись на незваного гостя.
Нежданный визитер тут же был вышвырнут из кабинета за
шкирку, и вместо него на пороге нарисовался привычный Андрюха.
– Эдуард Петрович, – возмущенно забухтел он,
оттесняя незнакомца от двери своим мощным плечом. – Тут к вам какая-то
ненормальная рвется, говорит, вы захотите с ней встретиться… – Он резко
обернулся и цыкнул: – А ну не толкайся!
– Что за ненормальная?
– Не знаю…
– Я Аня! – раздалось из-за Андрюхиного
плеча. – Аня Железнова!
– Аня? – переспросил он, подходя к двери. –
Но что ты тут делаешь? А впрочем, не важно… Андрюха, пропусти!
Парень нахмурился, но все же пропустил.
– Здрасте, – выпалила Аня, влетая в кабинет.
Поначалу Эдик не узнал ее – молоденькая девчушка в спортивной
шапчонке, в пуховике и джинсах была ему незнакома, но приглядевшись
повнимательнее к ее лицу: широко распахнутым серым глазам, румяным щечкам,
пухлому рту, – он понял, что Аня просто поменяла гардероб. И это,
безусловно, пошло ей на пользу – теперь она выглядела на свои двадцать с
хвостиком, а не на чужие сорок.
– Откуда ты узнала, как меня найти? – немного
удивленно спросил Эдуард.
– Петру Алексеевичу Моисееву позвонила, он сказал…
– Ну проходи… Присаживайся. – Эдуард Петрович
указал рукой на стоящий в углу кабинета кожаный диван. Когда Аня послушно на
него опустилась, он сел рядом и проговорил: – Рассказывай, что привело тебя ко
мне.
– Я хотела спросить… – Аня смешалась, опустила
глаза. – Узнать кое-что…
– Так спрашивай. – Эдуард Петрович приглашающе
развел руки.
– Вы… Вы… – Она судорожно вздохнула, сильно
зажмурилась, сжала кулаки и выпалила: – Вы мой отец?
Эдуард растерянно заморгал, не зная, как воспринимать это
заявление – как глупую шутку или как бред сумасшедшей.
– Скажите, это правда? – настаивала Аня. –
Правда?
Вульф недоверчиво покосился на зажмурившуюся девушку, шумно
вдохнул, выдохнул, почесал в затылке, но так и не принял окончательного
решения.
– Эдуард Петрович, почему вы молчите? – в сердцах
выкрикнула Аня, распахивая глаза. – Вы не хотите отвечать?
– Видишь ли, в чем дело… – Он потер кончик носа
толстым указательным пальцем. – Я не совсем понимаю… э… с чего ты это
взяла?
– Вы отец мне или нет? – сорвалась она. –
Отвечайте!
– Нет… Наверное…
– Наверное? Что же вы точно-то не знаете?
– Да мало ли… – Эдуард поерзал на диване, потом
придвинулся к Ане вплотную и очень серьезно спросил: – Почему ты решила, что я
твой отец?
– Бабуся назвала меня своей внучкой, вот я и решила,
что только вы можете…
– Когда она тебя назвала внучкой? – с сомнением
протянул он.
– Сегодня. Вернее, я не знаю когда, но сегодня…
– Во сне, что ли? Или она явилась к тебе в виде
туманного облака?
– Я нашла ее письмо, в книге, которую она всегда
читала…
– Письмо? – Он все еще не верил ей. – Какое
еще…
– В нем она назвала меня своей внучкой.
– Где письмо? – деловито осведомился Эдуард.
– Осталось дома! – Аня так разволновалась, что
стукнула кулаком по кожаному подлокотнику дивана. – Но какое это имеет
значение?
– А ты ничего не напутала?
– Нет, я дважды его перечитывала, в письме синим по
белому написано, что она моя бабка. Вот я и пришла к вам, чтобы узнать
правду… – Аня возбужденно завозилась. – Вы знали мою мать Александру
Железнову?
– Не-е-ет.
– Она работала у вас домработницей. Такая маленькая,
кривоногая, с плоским лицом…
– Шурка, что ли? Конечно, я ее помню… А она твоя мать?
– Вот именно!
