– Кажется, я нашел незаконнорожденную дочь Элеоноры
Георгиевны.
– Она в тюрьме?
– Нет, с чего вы взяли?
– Просто вы так долго меня готовили…
– Она не в тюрьме… Она не преступница и не наркоманка…
Она инвалид.
– И где она живет?
– В подмосковном доме инвалидов.
– Что с ней?
– Я не имею представления, – честно признался
Петр. – По телефону мне не стали объяснять… Но если мы поедем туда прямо
сейчас, то узнаем через каких-то полтора-два часа…
– У нее ДЦП? – напряженно вглядываясь в лицо
адвоката, спросила Аня, словно надеялась прочитать ответ в его голубых глазах.
– Я сомневаюсь, что женщина, больная церебральным
параличом, смогла бы родить…
– У нее нет рук? Ног? Глаз?
– Аня, если вы сейчас же не соберетесь, то мы никуда не
поедем – на ночь глядя нас не примут, – с едва сдерживаемым раздражением
проговорил Петр.
– Я готова, – бросила она, срывая с вешалки
пуховик. – Поехали.
Путь до первого этажа она преодолела за считанные секунды.
Она неслась по ступенькам так, что длинноногий Петр насилу за ней поспевал. И к
машине Аня подскочила первая, когда адвокат еще только выходил из подъезда, она
уже нетерпеливо припрыгивала около передней дверки авто.
– Аня, когда я торопил вас, я не имел в виду что вы
должны нестись, как на пожар, – осадил девушку Петр. – Спокойнее,
пара минут нас не спасет…
Аня оставила его замечание без комментариев, молча села в
машину и, расположившись на сиденье, уткнулась взглядом в окно, давая понять,
что к разговорам не расположена.
Всю дорогу они молчали, Петр пытался с Аней пообщаться, но
на все его вопросы она отвечала односложно, иногда невпопад, так что он быстро
отстал. Зачем терзать девушку, если она хочет побыть наедине со своими мыслями?
А мысли в Аниной голове проносились с космической скоростью.
Сначала она думала лишь о том, что время тянется очень медленно, и хотела
побыстрее оказаться в доме инвалидов, потом начала волноваться: представляя
долгожданную встречу с матерью, она страшно боялась, что встреча эта не
оправдает ее ожиданий. Нет, Аню нисколько не заботило, что мать окажется
безрукой или слепой (в конце концов, у ее мачехи был полный «боекомплект»
конечностей, и что толку?), гораздо больше ее пугало, что женщина, увидев ее,
страшно разочаруется, ведь ничего особо интересного она собой не представляет…
Страшненькая, глуповатая, неуверенная в себе… Разве о таких детях мечтают
родители?
…Когда они, наконец, подъехали к воротам интерната, Аня уже
и не знала, стоило ли вообще сюда тащиться – за время пути она успела мысленно
встретиться с мамой, разочаровать ее, сгореть со стыда и покончить жизнь
самоубийством, отравившись снотворным.
– Ну что же вы? – спросил Петр, недоуменно глядя
на вжавшуюся в сиденье клиентку. – Передумали?
– Нет, конечно, – не очень уверенно ответила
Аня. – Просто собираюсь с духом…
– Соберетесь по дороге. Пойдемте.
И он первый вышел из машины.
Ане ничего не оставалось, как последовать за ним.
Интернат располагался на тихой улочке, ведущей к реке.
Двухэтажное здание корпуса, обнесенное высоким забором, было очень красивым и
старым, будто бы дореволюционным, скорее всего когда-то в нем жил какой-нибудь
помещик – уж очень строение напоминало усадьбу киношного Обломова. Дом был
окружен высоченными деревьями: вековыми липами, тополями, каштанами, наверняка
летом здесь было просто чудесно.
Петр и Аня прошли по расчищенной дорожке к крыльцу корпуса.
Поднялись на него, беспрепятственно вошли в холл. Он ничем не напоминал
больничный, скорее гостиничный. И за стойкой сидела не старая грымза в
застиранном халате, а симпатичная женщина среднего возраста, одетая в голубую
униформу. В тот момент, когда Петр и Аня вошли, она оживленно болтала с другой
дамой, постарше, что сидела в глубоком кресле под искусственной пальмой и в
отличие от регистраторши облачена была в обычный костюм фисташкового цвета –
Аня решила, что она тоже посетительница.
– Сейчас неприемные часы, извините, – вежливо
проговорила регистраторша, завидев приближающихся к стойке посетителей.
– Меня обещали принять, – не менее вежливо
парировал Петр, – я звонил сегодня вашему директору…
Услышав эту фразу, женщина в костюме поднялась со своего
кресла и направилась к ним.
– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она,
внимательно глядя на Петра. – Вы адвокат Моисеев?
– Да, это я.
– Меня зовут Ольга Петровна. Директор нашего интерната
господин Елшин поручил мне ознакомить вас…
– А сам господин Елшин не может с нами побеседовать?
– Он в столице по очень важным делам, но я бухгалтер
дома инвалидов с момента его открытия и, уверяю вас, смогу ответить на все ваши
вопросы…
– Я не собираюсь устраивать аудиторскую
проверку, – мягко улыбнувшись, проговорил Петр – видно, решил походя
очаровать и эту мадам. – Кажется, ваша секретарша меня неправильно поняла.
– Нет? Но она сообщила, что вы желаете проверить,
правильно ли руководство интерната распоряжается средствами, которые ваша
клиентка Элеонора Георгиевна Новицкая перечисляет на наш счет…
– Желаю, но другим способом.
Дама растерянно уставилась на Моисеева, приподняв выщипанную
в ниточку бровь.
– Я не совсем понимаю, – наконец проговорила она.
– Вам известно, что Элеонора Георгиевна умерла?
– Умерла? – Вторая бровь тоже взметнулась
вверх. – Когда?
– Месяц назад. И часть своих средств она завещала
Невинной Полине Анатольевне…
– Полина живет здесь уже двадцать лет, я ее очень
хорошо знаю… – кивнула головой Ольга Петровна. – И все эти годы
Элеонора Георгиевна перечисляла деньги на ее содержание. Вернее, в советские
времена она приносила рублики в конвертике, тогда так было принято, а в
последние годы просто переводила на счет интерната. Такое у нас практикуется,
сами понимаете, на содержание инвалидов государство выделяет сущие гроши –
здоровые-то никому не нужны, а уж больные подавно…
Дабы не дать вовлечь себя в дискуссию о плюсах и минусах
государственного здравоохранения, Петр изобразил страшное нетерпение и
торопливо спросил:
– Могу я познакомиться с Полиной Анатольевной
немедленно? Дело в том, что у меня мало времени…
– Да, конечно… – Ольга Петровна опять поиграла
бровями. – Только я не понимаю, зачем?
– Я хочу убедиться, что средства, перечисляемые моей
покойной клиенткой, шли именно на содержание госпожи Невинной.
– Но вы же в начале нашего разговора сказали, что не
собираетесь проводить аудиторскую проверку…
