Сергей замолчал, он не мог больше говорить, ком в горле стал
таким огромным, что слова не могли прорваться через него – только всхлипы. Лена
подала ему фужер с вином, заставила выпить. Немного полегчало: то ли от
«Кокура», то ли от ее ласкового прикосновения.
Посидев немного с закрытыми глазами, Сергей продолжил:
– Я знаю, это противоестественно – любить сестру. Но я
ничего не мог с собой поделать. Мы не росли вместе: когда я стал себя
осознавать, она уже переехала к мужу, может, поэтому я не воспринимал ее как
близкую родственницу… – Он еще глотнул из фужера, и на сей раз не для
того, чтобы прочистить горло – просто захотелось ощутить во рту знакомую
сладость вина: значит, начал успокаиваться. – Я выходил ее. И она опять
ускользнула. Выскочила замуж сразу после войны. За генерала Новицкого. Родила
сына. И опять ее замужество не продлилось долго – генерал застрелился, когда на
него завели дело, не хотел жить с клеймом «враг народа» и подставлять свою
семью… Лина очень страдала!
– Поэтому через год вышла замуж? – с сарказмом
проговорила Лена.
– Она не могла без мужчин, уж такая она… Тем более,
одна с ребенком на руках, жить не на что… Родители наши к тому времени умерли:
мама от рака матки, отец от горя – его арестовали, осудили, сослали, на этапе
он и скончался. Я был еще слишком юн, чтоб ей помочь, да и не приняла бы она
помощи от младшего брата… Лина вышла замуж за твоего отца академика. И приняла
тебя, грудную, как моя мать когда-то приняла ее… Она очень тебя любила!
– Я тоже так поначалу думала. До тех пор, пока она не
разрушила наши с тобой отношения! Теперь я понимаю, что она никогда меня не
любила, просто ей нравилось строить из себя благородную женщину…
– Нет, ты не права, Лина обожала тебя. Даже больше, чем
Эдика, потому что ты в чем-то повторила ее судьбу.
– Давай не будем спорить, – отрезала Лена, –
рассказывай дальше. Я, правда, до сих пор не понимаю, каким образом твой
рассказ может оправдать Элеонору…
– Сейчас поймешь, – заверил он. – Это
случилось в пятьдесят восьмом. Мне двадцать девять, ей сорок три, я только
перевелся с Дальнего Востока, где служил, в Москву. Я давно ее не видел, думал
– разлюбил. Пришел к ней с визитом вежливости, увидел, обнял, понял – люблю,
как прежде. Терзался ужасно. Начал пить. Трахал все, что в юбке. Не помогало. И
в один из вечеров, когда мы сидели с ней за самоваром (я часто ночевал у вас),
не выдержал. Во всем признался!
– И что она?
– Вышвырнула меня за порог… Но ты же знаешь, от меня не
так просто отделаться. Я полгода за ней ходил, как собачонка, предугадывал все
ее желания, заваливал цветами, мало того – совсем перестал пить и трахаться,
чтоб поверила в искренность моих чувств. Я добился своего – она ответила мне
взаимностью.
– Вы стали любовниками? – пришла в ужас Лена.
– Да, в полном смысле этого слова. То есть не
сексуальными партнерами, а именно любовниками, от слова «любовь»… Мы уезжали
вдвоем на выходные, ставили палатку на берегу реки, сидели, обнявшись у костра,
говорили обо всем и ни о чем, занимались любовью… Иногда мы срывались в Питер,
чтобы погулять по городу, ни от кого не скрываясь, мы любили целоваться на Аничковом
мосту, зная, что здесь нас вряд ли увидит кто-то из знакомых… Лине было трудно
исчезать вот так, на несколько дней: у нее были дети, муж, но она изыскивала
возможность – она полюбила меня так же страстно, как я любил ее…
– Господи, какая наивность! – зло выплюнула
Елена. – Она всем своим мужикам давала понять, что они самые лучшие и
неповторимые!
– Она любила меня, – твердо сказал Сергей. –
Потому что решилась родить от меня ребенка.
– Что? – переспросила Лена, не поверив своим
ушам. – Что ты сказал?!
– Лина забеременела – не специально, так
получилось, – и приняла решение оставить ребенка. Подарить мне частичку
себя, а себе взять частичку меня. Она не побоялась. Она знала, что ребенок
может родиться ненормальным (мы же единокровные брат с сестрой), но надеялась
на чудо. Как она говорила, дитя любви не может быть уродом. Она ошиблась! В
пятьдесят девятом, летом, когда вы с Эдиком уехали на все лето в Коктебель, а
твой отец улетел за границу, Лина родила дочь Полину. – Сергей сжал губы
так, что они побелели, резко разомкнул их и добавил: – Поля родилась
ненормальной. Это стало ясно сразу, как только она появилась на свет. У девочки
была огромная голова, пустой взгляд, замедленная реакция, но Лина не хотела
верить в то, что ее дочь идиотка, она надеялась, что у ребенка просто небольшое
отставание в развитии и крупный череп… Но обследование показало, что наш
ребенок олигофрен. Генетический урод. Вместо плода любви получился плод
инцеста…
– Что стало с девочкой?
– Она умерла, – тихо ответил Сергей.
– От чего?
– Я не знаю. Просто в один из дней, когда я приехал к
Лине (она тогда скрывалась на нашей даче под Рязанью), она мне сказала, что
Поля умерла. Больше ничего. В то время она больше молчала и плакала, чем
говорила… На следующий день мы вернулись в Москву.
– Что же было дальше?
– Мы расстались. Нет, не так… Она прогнала меня. И на
сей раз я не смог ничего сделать. Я пытался уговорить ее вернуться ко мне, то
бушевал, то плакал, один раз пригрозил, что повешусь, если она не изменит
своего решения. Но она неизменно выгоняла меня… Тогда я решил снова уехать на
Дальний Восток. Я звал ее с собой, мы могли бы жить там как муж и жена, никому
не говоря о том, что мы брат с сестрой, а детей можно было не заводить, я и на
это был готов… И, знаешь, она согласилась. На мгновение. Я видел по ее глазам,
что она хочет этого так же сильно, как и я… – Сергей сжал пальцами
виски. – Но она не поддалась искушению. Сказала, мы прокляты Богом,
поэтому не можем быть вместе… Я понял ее и больше никогда не пытался вернуть.
– Потом ты уехал на Дальний Восток?
– Да, и вернулся в Москву только в семьдесят девятом,
когда вышел в отставку.
– Ты по-прежнему ее любил?
– Моя любовь к Лине – это не чувство, это крест,
который я нес всю жизнь. Именно поэтому, я сказал тебе, что она ее искалечила. У
меня нет семьи, детей, мне некому оставить свои капиталы, и только потому, что
всю жизнь я любил ее одну, а жениться без любви считал нечестным… – Он
виновато улыбнулся. – Так что с тобой у нас ничего бы не вышло. Даже если
бы меня не посадили. Ты мне очень нравилась, не буду скрывать, и я очень хотел
тебя полюбить, но у меня не получалось… Именно поэтому Лина так старалась
разлучить нас. Не потому, что ревновала, не потому, что самодурка, вернее, не
только поэтому, главное – она знала, что я не смогу дать тебе того, о чем ты
мечтала и чего на самом деле заслуживаешь…
– Но зачем было тебя сажать? Она же могла просто тебя
попросить…
– Она умоляла меня оставить тебя в покое. Но тут я
заупрямился. Впервые она зависела от меня, что мне очень нравилось. Я хотел
отыграться за свою жизнь! Решил показать, что плюю на нее, и чихать хотел на ее
просьбы… Лине ничего не оставалось, как толкнуть в мои объятия свою
приятельницу, а потом нашептать об этом ее мужу… И одному Богу известно, чего
ей стоило на такое решиться, ведь она понимала, что ты ей этого не
простишь… – Он тяжело вздохнул. – Я отсидел срок за нанесение тяжких
телесных повреждений человеку. Семь лет – и все время я терзался не из-за того,
что до полусмерти избил ни в чем не повинного мужика, я казнил себя за то, что
из-за своей глупости и мстительности разбил любовь матери и дочери… Прости
меня, Лена. За это и за то, что так долго не решался обо всем тебе рассказать.
