Прослушав ее до конца, Сергей сухо спросил:
– Зачем ты все это придумала?
– Что «все это»?
– Все! История от начала до конца кажется мне бредом не
совсем нормальной бабы…
– Я ничего не придумала… – начала оправдываться
Аня, но Сергей не стал ее слушать:
– Моя дочь умерла в младенчестве!
– Сочувствую… – пробормотала она.
– Полина моя дочь! И она умерла в возрасте двух
месяцев…
– Она жива. Вы сами можете в этом убедиться… Езжайте в
Васильковский дом инвалидов…
Сергей зло отмахнулся, пропуская мимо ушей доводы
ненормальной фантазерки.
– А что за идиотская история с письмом? Ни за что не
поверю, что Лина оставила тебе…
Аня не дослушала его тираду – отвернулась и полезла в свою
сумку. Тут же достала потрепанную толстую книжку с такой затертой обложкой, что
невозможно было прочесть название, подлезла пальцем под дерматиновый корешок,
после чего выудила оттуда сложенный в несколько раз лист, развернула и
протянула Сергею со словами:
– Хорошо, что я книгу взяла, чтобы в метро почитать, а
то вы бы мне так и не поверили… Теперь смотрите сами…
Сергей взял протянутый лист. Глянул на испещренную убористым
почерком первую страницу, пробежал глазами по абзацам. Письмо явно было
написано Лининой рукой, уж кому, как не Сергею, знать – двадцать пять лет он
получал от нее открытки. Значит, девчонка не соврала. Что ж, получается, его
обманули не сейчас, а почти полвека назад…
Он успел прочесть лишь первую страницу, когда Аня подала
голос:
– Выходит, вы мой дедушка? – тихо спросила она.
– Что? – удивленно переспросил Сергей, отрывая
взгляд от письма.
– Раз Полина ваша дочь, то я…
– Анечка, Поля никак не может быть вашей мамой. Она
ненормальная…
– Я знаю, я видела… – запинаясь, проговорила
Аня. – Но нам сказали, что если причиной ее ненормальности стала родовая
травма…
– Травмы тут ни при чем, в ненормальности Поли виноваты
гены – она плод инцеста.
– Плод чего? – не поняла наивная Анечка.
– Ее родители были… – Он запнулся, не решаясь
поведать девушке всю правду, и поспешно добавил: – Близкими родственниками.
– То есть вы и…
– Одна из моих… кузин…
– Родили девочку Полю?
– Я, конечно, ее не рожал, но принимал участие в ее
зачатии.
– Понятно, – смущенно пробормотала Аня.
Они немного помолчали. Аня во время паузы смотрела себе под
ноги, а Сергей на нее: он пытался разглядеть в ее миловидном личике тень
сходства с Линой, но как ни старался, не находил… Девушка была совершенно не
похожа на его сестру и, как выяснилось только что, на свою бабку…
– Кто же тогда моя мать? – подняв на Сергея
печальные глаза, спросила Аня.
– Наверное, та, кто тебя воспитала. А отец скорее всего
Эдик…
– Шура Железнова не была моей матерью! Я в этом
уверена! – тряхнула своей аккуратно подстриженной головкой Аня. – И
Эдуард Петрович мне не отец…
– Больше некому.
– Он сидел, когда меня зачали…
– Ну и что? В тюрьме разрешаются свидания с женами, а
он мог быть в тот момент женат на какой-нибудь шальной бабенке… Либо от него
забеременела обычная шлюха, которых приводят на зону для таких авторитетных
бандитов, как Вульф…
– Но Эдуард Петрович заверил меня…
– Он мог и не знать. Лина у него законных детей
отобрала, зачем бы ей рассказывать о незаконной дочке? Пристроила ее, и ладно.
– Но он сидел в Уфе! Как эта ваша шлюха могла притащить
меня в Москву? Откуда она узнала адрес Элеоноры Георгиевны?
– У начальника тюрьмы, у самого Вульфа, у друга Вульфа,
да мало ли… – Он махнул рукой, как бы отгоняя от себя свои же собственные
мысли. – Зачем гадать? Да и не в этом сейчас вопрос…
– А в чем? – искренне удивилась девушка, похоже,
эта тема волновала ее больше всех остальных.
– В том, что кто-то хочет тебя убить. И этот кто-то,
конечно, не Петр Моисеев… – Отрадов легонько щелкнул девушку по
носу. – Ты бы подумала, зачем ему это? Солидный столичный адвокат, богач,
умница, состоявшийся человек пытается извести малознакомую девчонку посредством
отравленных конфеток. Не находишь это глупостью? Какая ему от твоей смерти
выгода?
– Да, я, наверное, зря так на него подумала, –
пролепетала она.
– Не забудь за это извиниться, – наставительно
проговорил Сергей. – Он приедет ближе к вечеру вместе со следователем
Головиным.
– Может, пусть прямо сейчас приезжают? Я хорошо себя
чувствую…
– Полежи еще, отдохни. Пока отдыхаешь, припоминай все
детали вчерашнего дня. Подумай над тем, кто может хотеть твоей смерти… –
Он встал с кровати, расправил помятую простыню. – Захочешь есть – спустись
в кухню, поройся в холодильнике. Прислуги в доме нет, так что у нас
самообслуживание… Если что-то понадобится, а найти не сможешь, звони, я вот на
журнале номер записал.
– Вы куда-то уезжаете? – робко спросила она.
– Да, надо съездить в одно место по делам… –
ответил Сергей, направляясь к двери.
– В какое место? – крикнула вслед Аня.
– В волчье логово, – бросил он, выходя за порог.
– В чье? – донеслось до него из-за прикрытой
двери.
Он не ответил, все его мысли сосредоточились на предстоящей
встрече с Вульфом.
Петр
Петр сидел в салоне задрипанной «копейки» майора Головина,
пил кофе из пластикового стаканчика и с удовольствием слушал музыку – она в
отличие от отдававшего кислятиной пойла была прекрасна: Чайковский, «Вальс
цветов». «Щелкунчик» был любимым музыкальным произведением Петра Моисеева, и,
помнится, за это он не раз удостаивался презрительного «фи». Например, его
последняя пассия, коллега-адвокатша Мариночка, заявила, что в наше время
тащиться от Петра Ильича могут только зачуханные домохозяйки и активные педики,
причем последние кайфуют от него только потому, что их бог-отец Боря Моисеев
использует в своих песнях отрывки из его произведений. Против домохозяек,
активных педиков и своего однофамильца Бори Моисеева Петр ничего не имел,
поэтому влился в их ряды со спокойной душой, однако с Мариночкой в скором
времени отношения порвал – он не терпел, когда кто-то пытался навязать ему свои
вкусы.
Пока Петр размышлял об этом под волшебные звуки вальса,
автомобильная дверка распахнулась, и в салон, бурча что-то себе под нос, влез
майор Станислав Павлович Головин. Угнездившись на водительском сиденье, он
положил локти на руль, подбородок на сжатые кулаки и задумался.
