– Если ты хочешь…
– Я очень хочу. Мне нужна твоя поддержка.
– Тогда поедем. – Он жарко поцеловал ее в
губы. – С тобой – куда угодно…
Лена ответила на его поцелуй. Его губы были солеными от ее
слез, ее собственные – все еще подрагивали, но это не мешало им наслаждаться
мгновением. Когда Алекс наконец оторвался от Лениного рта, она поняла, что этот
спонтанный дрожаще-соленый поцелуй примирил их навсегда. Она забудет Сергея! И
будет верной женой своему милому, нежному Алексу, самому лучшему на свете!
Петр
Петр сидел за своим рабочим столом, пил кофе. Это была уже
шестая чашка за сегодняшний день, но несмотря на гигантское (по его меркам)
количество влитого в себя «Амбассадора», чувствовал он себя отнюдь не бодро.
Спать хотелось безумно, сказывалась бессонная ночь, которую он провел не в
кровати и даже не на кушетке, а в машине. И все из-за Ани…
Поговорив с Головиным, Петр тут же помчался в загородный дом
Отрадова – вызволять из его паучьих лап несчастную Аню. Какого же было
удивление молодого человека, когда красномордый охранник в валенках сообщил об
отсутствии не только хозяина, но и его гостьи. На вопрос, куда она делась, тот
ответил, что сбежала. А вот почему, он не знал, сбежала, и все.
– Ненормальная какая-то, – поделился с Петром
обескураженный секьюрити. – Полезла через забор, будто ворот нет…
Поведение Ани не показалось Петру особо странным: наверное,
девушка что-то заподозрила, вот и покинула дом столь нетрадиционным способом –
через главный вход не рискнула, решила, что не выпустят. Куда она могла
направиться, он понятия не имел. Но не в квартиру – он звонил туда, и ему никто
не ответил. В свою коммуналку? Но там ей делать нечего. К подруге? Насколько он
знал, таковых у Ани не имелось. Просто решила прогуляться по лесу? Сомнительно…
Петр достал телефон, набрал Анин номер, в трубке раздалось вежливо-безликое:
«Абонент временно недоступен…». Отключила, не хочет ни с кем разговаривать…
Может, и в квартире трубку не берет, а сама лежит на диванчике и плачет. Или
случилось что?
Пока он рисовал в своем воображении страшные картины Аниных
мучений, к особняку подкатил сильно подержанный «Фольксваген Пассат», из
которого показался не менее подержанный мужчина, то бишь Сергей Отрадов. Увидев
Петра у ворот своего дома, он сильно удивился, но приветливо кивнул и протянул
руку для пожатия.
– Аня от вас сбежала, – выпалил Петр, игнорирую
протянутую пятерню.
– Как сбежала?
– Через забор, – доложил охранник. –
Перелезла и деру…
– Зачем? – ошарашенно спросил Сергей, но не у
своего цербера, а у Петра.
– Я не знаю, а вы?
– А я откуда? Меня и дома-то не было!
– Может, что-то в вашем доме показалось ей пугающим?
Или подозрительным?
– Да бросьте вы! В моем особняке, кроме паутины, ничего
пугающего нет…
– А подозрительного?
– Вы думаете, что она, как жена Синей Бороды,
наткнулась на комнату, по стенам которой висят головы убиенных мною
женщин? – раздраженно спросил он. – Так вот, вынужден вас
разочаровать, ничего такого в моем доме нет!
– Я не хотел вас обидеть… – пошел на попятную
Петр. – Просто я сам не понимаю, почему она так себя повела…
Сергей нервно взъерошил свои густые волосы, шумно выдохнул,
было видно, что волновался.
– В каком направлении она двинулась? – спросил он
у охранника.
– К платформе…
– Значит, в Москву решила вернуться… – Он
торопливо зашагал в своей машине. – Поедемте, Петр Алексеевич, надо ее
искать!
И они поехали.
Сначала к Ане домой, потом в коммуналку, следом в собес, в
Склиф, на кладбище, в милицию. Подняли на ноги Головина, привлекли его к
поискам…
Он-то беглянку и нашел. Как и сокровища. Пнул отбитую голову
керамического пса, она треснула, из нее вывалился матерчатый сверток, а уж из
него драгоценности: колье, серьги, кольца, браслеты. Их было немного, но, по
словам самого Головина, эти немногочисленные украшения так переливались,
сверкая каждой гранью каждого камушка, что он на мгновение ослеп.
Петр этого великолепия не видел, но в ближайшие десять минут
должен был сподобиться, так как майор Головин обещал прибыть в его контору не
позже половины третьего и непременно с драгоценностями.
Стоило ему подумать об этом, как дверь кабинета отворилась,
и в образовавшуюся щель всунулась худая усатая физиономия майора Головина.
– Никого? – спросил Стас, зорко осматривая
помещение.
– Рано еще… – Петр жестом пригласил майора
войти. – Прошу…
Головин вошел. Стянул с головы вязаную шапочку, сунул ее в
карман своей старенькой дубленки. Под мышкой у него был зажат яркий
полиэтиленовый пакет.
– Это вы фамильные сокровища князей Шаховских так
непочтительно таскаете? – с улыбкой спросил Петр.
– В ларце мне, что ли, их везти? И так я с ними
намучился: всю ночь не спал – боялся, что их из моего сейфа сопрут…
– Кофе не желаете?
– Не… Я воду дуть не люблю, больше пиво… – Майор
уселся в кожаное кресло, крутанулся. – Клево… А в моем кабинете трехногий
стул с жесткой спинкой, ладно, хоть редко на нем сижу, все больше бегаю…
– Как Аня? – спросил Петр после небольшой, но
очень напряженной паузы.
– Так себе… – Стас поморщился. – Чувствует себя
нормально, а выглядит хреново…
– Сильно он ее побил?
– Нет… Больше грозился… Но она всю ночь не спала:
читала и рыдала… Вот и выглядит как зомби… – Он недовольно
нахмурился. – Жена моя ей в зале постелила, как путной, а она даже не
прилегла, все в старухиных бумагах рылась…
– Что за бумаги?
– Дневники, письма, детские рисунки, кое-какие
документы – завещание как раз в одной из тетрадок было обнаружено, там же был и
перечень предметов коллекции, их ровно тринадцать. Элеонора Георгиевна оставила
для потомков все самое дорогое: драгоценности и воспоминания. В собачьей голове
были фамильные сокровища, в пузе семейный архив. И все это она завещала Ане…
Странно…
– Кстати, где она? Я думал, вы вместе приедете?
– Она в приемной сидит, ждет, когда ее позовут…
Петр выскочил из-за стола, бросился к двери, распахнул ее.
Аня и вправду сидела и ждала и выглядела, как было сказано, хреново. И виной
тому не сизая шишка на лбу и не багровый синяк на шее, а донельзя изможденный
вид: усталые глаза, сухой рот, ввалившиеся щеки. Она была такая измученная и
несчастная, будто за эту ночь прожила несколько очень трудных жизней…
– Входите, Анечка, – очень тихо, чтобы не испугать
задумавшуюся девушку, сказал Петр.
