Захватив фламинго, Кистим скрылся из виду.
— Ему можно верить? — спросил Чен. — А то бы связали, а курицу эту зажарили.
— Рискнем, — ответил Мастер.
— Ну-ну…
Тяжело проскрипели шаги, и показался Кистим с лошадью в поводу. Спустя несколько минут на берегу затрещал костер, над ним забулькал медный котелок с брошенными туда веточками смородины.
— Что такое» хысхылых «? — спросил Андрей.
— Вот она, птица, — отвечает Кистим, по-прежнему не глядя ему в глаза.
— Их что, не едят? — Чен, как видно, не оставил своих намерений относительно фламинго.
— Едят, когда другого нет.
— А тебе она зачем?
— Жениться.
— На ней, что ли?! — заржал Чен, отхватывая крепкими зубами кусок лепешки.
— Помолчи-ка! — оборвал его Мастер. — В самом деле, что значит» жениться «?
— Вы видели Ханаа? Вот на ней.
— Ханаа хорошая девушка, но при чем здесь эта птица?
— Когда хочешь жениться, надо платить» халын»— выкуп родителям девушки. Мне чем платить? А у Ханаа урянхи отца убили, дядя сказал, может ее так отдать. Только исполнить древний обычай — добыть эту птицу, «хысхылых», и подарить родителям девушки. Те отдают ее без выкупа, а то птица проклянет их род, и девушка помрет.
— Вот оно что… тогда понятно.
Мастер прикрыл глаза, неторопливо жуя кусочек лепешки, думая о чем-то другом.
— А как там наши лошадки, Белый с Рыжим? Живы? — неожиданно спросил он.
— Белый жив, в аальном табуне сейчас. Я с гор на нем уходил, был бы другой конь — достали бы урянхи. А вот Рыжий там остался.
— Жалко, хороший был конь. Так ты оттуда сейчас, от озера?
— Нет, — глянув на Андрея, Кистим перешел на кыргызский.
Андрей не понимал, о чем именно он говорит с Мастером, ухо улавливало лишь отдельные знакомые слова: «Кзыл-Яр-Тура»— Красноярск, «Сисим»— река, приток Енисея. Потом слово «каан». Это может быть «кан»— кровь по-кыргызски, либо река Кан, протекающая к востоку от Красноярска; либо же «каан»— «каган», «хан»— правитель енисейских кыргызов. Неожиданно мелькнуло слово «ча-зоол»— сначала в вопросе Мастера, потом в ответе Кистима.
«Если чазоол в ханской ставке, он нас как пить дать достанет, за пещеру-то! Только с моей рукой сейчас от него и бегать. Может, поехать с Кистимом да разговорить его по пути? Но предложить это должен господин Ли Ван Вэй. А как ему сказать?» Ну, это-то просто — Кистим первый перешел на свой язык, так и ему стесняться нечего.
— Listen, Shi-Fu! I would like to go with Kistim, to take part in his wedding ceremony…
— Just you?
— Yeah. You and Chan can go to Kahan…
Мастер перебросился с Ченом парой слов по-китайски. «Кто тут кому свой, кто кому чужой?» Потом Мастер обратился к Кистиму на русском — понятном для всех:
— Видишь, как Андрей у нас плох…
— Он не такой хороший воин, как вы и этот человек, — спокойно заметил Кистим.
— Весьма польщен, — поклонился Чен. «Вообще-то я лекарь, если почтенная публика еще не забыла. А забыла, так можно и напомнить».
— А как этот мальчик, Саим? — спросил Андрей, приближаясь к теме.
— Плохо. После урянхов сердце болит, голова болит, — ответил Кистим.
— Лечить надо.
В безветренном тепле раннего вечера волны улеглись, мощная река катилась размеренно и мирно. От кустов на мелкую воду протянулись острые тени, над кустами чиркнули утки, плеснувшие в недалекой заводи. Кистим схватился было за лук, да лишь махнул рукой.
— Слушай, Кистим, — сказал Мастер, — как поедешь к озеру, возьми с собой Андрея, очень нам с ним неудобно. А он Сайма посмотрит, может, тебе и девушку легче сватать будет. Саим ведь брат ее.
«Вот оно как — буду кунаком влюбленного джигита».
— Одна лошадь плохо. Тут аал недалеко… — с простецким видом заметил Кистим.
— Вот. — Китаец достал из тючка пару круглых бронзовых монет с квадратным отверстием посередине. — Купи ему лошадь.
— А вы, Ши-фу? — спросил Андрей для виду.
— Мы к вам скоро подъедем. Еще на свадьбу успеем.
«А лодку-то Кистиму не показал».
У Андрея было двойственное чувство. С одной стороны, не хотелось отрываться от своих китайцев: он не увидит, чем они будут заниматься, к тому же рискованно остаться один на один с Кистимом — вопрос с ямой так и не был закрыт. С другой стороны, он увидит и узнает нечто такое, чего китайцы знать не будут, то есть снова наберет некоторые очки.
— Надо ехать, раз решили. Садись, Адерей. — Кистим указал на седло.
Втроем они усадили Андрея, Кистим взял повод, и скоро заросли кустов полностью скрыли от глаз низкий песчаный берег Енисея.
Аал открылся через полчаса неторопливого хода, показавшись из-за невысокой гряды, — со своими собаками, косматыми верблюдами у серых войлочных юрт, узкоглазыми детишками, разглядывающими путников из-за длинных материнских юбок. За китайские монеты Кистим быстро сторговал коренастого пегого конька вместе со сбруей, да еще прикупил кусок дешевого ярко-красного сатина. Захватив материал и убитого фламинго, он скрылся в одной из юрт, затем вы — . шел, держа в руках два длинных куска домашней колбасы.
— Ты ел хыйма? — протянув кусок, спросил он Андрея.
— Ни разу.
— Ешь, как я.
Глядя на Кистима, Андрей поднял колбасу вертикально, чтобы не пролить вкусную жидкость, которой был пропитан фарш из жирного мяса, с добавкой лука, перца и внутреннего сала лошади.
— Вкусно? — спросил Кистим.
— Вкусно. Скоро поедем?
— Сейчас и поедем, только свое заберу.
— Что заберешь?
— Скоро увидишь.
Он еще раз зашел в юрту, вынес свою птицу вместе с каким-то свертком. Приторочив все это к седлу, Кистим помог Андрею забраться на своего пегого, и двое путников под лай собак выехали из кочевья, направляясь в темнеющую степь.
— Не опасно ночью ездить?
— Опасно, да времени нет, — ответил Кистим, ударяя пятками. — Ничего, проскочим. Утром на месте будем.
Степная ночь глухая, беззвездная, наполненная какой-то косматой, дымной темнотой. «Киргизская ночь», — мельком подумал Андрей, но занимало его не это.
— Когда у вас свадьба? — спросил он Кистима.
— Утром поедем девку брать. По обычаю через месяц надо делать «той», праздник.
— Ты будешь делать?
