— Подготовлено по просьбе господина Ли Ван Вэя, — сказал Геннадий Сергеевич, — с указанием обратить особое внимание на XVII век. Уж извини, за что купил, за то и продаю, — развел он руками. — Вопросы есть?
— В Москве прикрытие будет?
— С Москвой поможем. А с китайцем своим ты уж сам разбирайся. Все, удачи тебе.
С тем Андрей и вышел из конторы — судя по всему, надолго.
Сейчас доклад лежал в кожаной папке, которую Андрей нес под мышкой. Проходя по аллее вдоль Марсова поля, он поднял голову, привлеченный желтым светом заката. В проясневшем, вечереющем небе морской ветер проносил огромную облачную гряду. Круглые глыбищи с ватно-расчесанными краями плыли, казалось, прямо над черными верхушками лип. Закатное солнце делало их днища тяжелыми, мутно-сизыми, верха же громоздились ярко-желтыми обрывами и пропастями, разделенными дымными водопадами — теней. Выше всего, между столбчатыми золотыми вершинами, горели куски прозрачной предкосмической голубизны.
Опустив глаза к грешной земле, Андрей двинулся было дальше, как вдруг странная волна поднялась откуда-то снизу живота, двинулась вверх, разойдясь по плечам сотней покалывающих иголочек. Во рту стало кисло, голова закружилась. Разгоняя внезапную слабость, Андрей вдохнул холодный воздух, опершись спиной о черный ствол липы.
— Ай, молодой, случилось что? — прорвался в уши чей-то хриплый голос.
Он открыл глаза: перед ним стояла цыганка. У нее было смуглое обрюзгшее лицо с «брылями», свисающими вдоль носа, волосы, гладко зачесанные под платок, бурдюкообразные груди, обвязанные грязной пуховой шалью. И глаза: круглые, черные, окруженные морщинами, в набрякших красноватых веках.
— Порченый ты, — протянула цыганка, глянув ему в глаза, — дай погадаю, скажу, где тебя порча ест.
— Не надо, — ответил Андрей и медленно двинулся дальше, массируя левую грудину, стянутую вяжущей болью.
— Гляди, молодой, не жилец ты с порчей! — крикнула она вдогонку. — Дай погадаю!
Слабость постепенно отступила, в груди стало легко. Андрей пошел быстрее. Такого с ним еще не было. Мастер сказал, что у него нет выбора. Может, он это имел в виду?
На подходе к площади Восстания закат уже отгорел, крепчавший мороз подсушил тротуары. Над огнями вывесок и торопливой темной толпой, в прозрачно-фиолетовом небе замерли черные карнизы зданий, слегка припорошенные снегом, отражающим серебристый свет ранней луны.
Андрей свернул в маленький бар, из которого на бетонные кирпичи тротуара падал тусклый свет. Тусклый свет был и внутри, медленно и тяжело играя в рюмке. Водка обожгла рот, тепло покатилось по жилам. Андрей достал сотовый, набрал московский номер.
— Слушаю! — трубку поднял Юрий, более известный как Есаул. С ним Андрей встретился в далеких тропических горах, где русский наемный батальон дрался с мусульманскими повстанцами.
— Шинкарев говорит, Андрей. Не забыл?
— Разве сердце позабудет того, кто хочет нам добра… Как там Питер, стоит еще? Все хочу скататься, глянуть, как Самсон раздирает пасть писающему мальчику…
— Отставить, — усмехнулся Андрей, — остряк-самоучка.
Есаул вовсе не собирался на экскурсию в Петродворец. Самсон — это московский «Спартак», писающий мальчик, соответственно, питерский «Зенит».
— Есть проблемы, капитан? — серьезным голосом спросил Есаул.
— Есть дело. Детали послезавтра, в десять ноль-ноль, на точке «два».
— А нету ее, точки «два». Закрыли.
Вот она, проза жизни. А жаль, хорошее было место — пивная в районе Киевского вокзала, в меру темная, грязноватая, шумная. Быстро в Москве все меняется.
— Тогда на точке «четыре». Все, конец связи.
Ребята подстрахуют Андрея, когда он будет брать депутата. Что-то не понравилось Андрею ни в голосе Мастера, ни в голосе начальника, вроде бы давшего санкцию на московское дело. Ребята помогут. Народ тертый, битый, сплошь «дикие гуси». Тем более через Шинкарева им светил новый «тропический» контракт. Тут надежно.
Андрей обернулся к телевизору — на экране хрюкала компьютерная свинья в телогрейке. Свинья была довольна — в России случилось очередное ЧП с трупами.
— Вот гадость, — послышался за спиной женский голос.
Андрей обернулся. Рядом с ним устроилась довольно высокая худощавая блондинка, с большими серо-зелеными глазами, лет двадцати пяти. Черный беретик чуть сдвинут набок, пола длинного черного пальто откинулась, когда девушка присела на высоком барном табурете, открыв длинную худую ногу, обтянутую темным капроном. На профессионалку она не походила, на наркоманку тоже, потому Андрей ответил.
— Ты о чем?
Говорить можно было хоть про дядю Васю с водокачки. Главное — сразу на «ты». Сигнал был принят.
— Что ты смотришь? — кивнула она на экран. — Барахло такое.
— А ты бы что смотрела?
— Ну, не знаю, — пожала она плечами, — Эм-ти-ви, наверное. Хотя тоже барахло.
— А ты выпей, — предложил Андрей, — тогда все в кайф. Взять тебе?
— Не хочу. А тебя я тут раньше не видела.
Неужели все-таки профессионалка? Платной любви Андрею не хотелось, и еще меньше хотелось знать, что он ошибся при взгляде на девушку. Такие ошибки дорого обходились в его профессии.
— Часто здесь бываешь? — спросил Андрей.
— Захожу, когда иду с работы. Живу рядом, на Лиговке.
Кажется, она поняла его сомнения и поспешила развеять их. В смысле продолжения это звучало неплохо. По крайней мере, можно было не спрашивать, ждет ли дома муж.
— На Лиговке, значит… — протянул Андрей, — может, в гости пригласишь?
— Пошли, — сразу согласилась девушка, — кофе попьем. А то холодно.
Дома у Светланы — так звали блондинку — они действительно пили кофе, разговаривали на маленькой кухне.
— У тебя холодные глаза, Андрей, — сказала Света, — ты холодный человек?
— Не теплый. Помнишь такое: «Был бы ты холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих!» Откровение, три-шестнадцать.
Это Мастер приучил Андрея точно цитировать священные книги. А что он холодный, это правда. Или близко к правде. «Порченый»?
— Как странно, — Светлана зябко передернула плечами. — Так чего ты хочешь? По жизни?
Это она спросила уже во второй раз.
— Не знаю, — ответил Андрей, — наверное, ничего.
Это был удобный ответ, хотя и не вполне достойный — форма мужского кокетства. Поскольку продолжения знакомства с этой девушкой он уж точно не хотел. Похоже, она все-таки покуривала, хотя профессионалкой точно не была.
— Нет, ты чего-то хочешь… — возразила девушка, — только я не пойму, чего.
