— Давай, што ль! — жарко прошептала она.
— Потерпи…
Через некоторое время Андрей задрал ей подол, провел рукой по твердой круглой ноге. Выпуклый шершавый лобок словно впился в его ладонь. Мягкие волосы зашуршали под рукой. Андрей ласкал лобок четырьмя пальцами, не касаясь большим — таково было правило. Гладкие бедра охватили, стиснули его кисть. Вагина словно раскалилась, закрытые глаза Андрея как будто видели исходящее от нее голубоватое сияние. Найдя указательным пальцем точку «гуэй-инь»— ровно посередине между влагалищем и анусом, Андрей помассировал это место по часовой стрелке, затем нажал несильно — женское тело выгнулось, как от удара током, голова закинулась, глаза распахнулись, отражая лунное сиянье. Но это лишь только начало. Остальное Андрей выдал по всем правилам китайской спальни, осторожно положив Рыжую на траву. Девушка стонала, ее били судороги, а «нефритовый сок», переполнивший «золотой пруд», без задержки потек по «нефритовому столбу», наполняя «тонкое тело» мужчины.
Когда Андрей поднялся, Рыжая лежала неподвижно, глаза были закрыты. Откачка энергии все-таки подействовала. Ничего, сейчас новую наберет — летняя ночь теплая, воздух свежий, таежный, жизненные силы в природе играют… А ему было хорошо. В раненой руке, в груди, во всем теле перекатывалась свежая сила. Отойдя в сторону, Шинкарев опустился в «стойку всадника», положил руки на «даньтян»и мягко направил теплую волну на почки. Они не то чтобы болели, но последнее время Андрей стал чувствовать, что почки у него есть.
Напряжение в паху мягко перешло на спину, затем растеклось по всему телу — спина потеплела, голова стала пустой и легкой, ноги тяжелыми, словно налитыми свинцом. Постепенно все спало, стало обычным, каким-то ровным и плоским — ни мыслей, ни эмоций. Недалеко послышался плеск воды — очевидно, Рыжая решила помыться, а то и искупаться.
Андрея купаться не тянуло и, вернувшись к лодке, он ополоснул руки и снова улегся на шубу. Чья-то босая нога легонько стукнула его по голове.
— Эй, подь сюды, — донесся тихий шепот из-под навеса, — давай ишшо раз.
— Спи, Глаша.
— Сам и спи, коли дурак такой!!
Она выскользнула из балаганчика и села рядом, охватив руками колени. Платка на голове не было, голубой лунный свет блестел в каплях, висящих на кончиках рыжих волос. Мягко светилась кожа, играли ночными искрами большие прозрачные глаза, твердо блестели зубы из-за приоткрывшихся, круто-вырезанных губ. Она приподняла подол, круглая белая икра выгнулась, как натянутый лук, дугами теней от напрягшихся мышц.
— Ну?
— Шла бы ты спать.
— Аль убудет с тебя?
«Вот с тебя-то точно убудет».
— Нет, конечно. Но не надо лучше.
— Ну, как знашь, — с обидой в голосе она одернула подол.
— А тебе зачем на Красный Яр? — спросил он, чтобы сменить тему.
— Прикупить кой-чего, по ярмонке погулять — не все ж коровам хвосты крутить, да жениха ждать. Они, вон, носы воротят, женихи-то… — Обида в голосе еще не прошла.
— Тогда на ярмарке и встретимся.
— Оченно ты мне надобный! Тама казачков полон двор — токо юбку держи, враз задерут!
— Вот тебе и женихи.
— Эт-ты тяте скажи. От их-то и бежим, троеперстников, да от попов ихних.
— Смотри, Глаша, утро уже.
— Да…
Приподняв тяжелую руку Андрея, она свернулась у него под боком, положив руку себе на плечи. Черные вершины елей остро вычертились в засиневшем небе — правда, лишь на одном краю, другой оставался сплошь темен от заходящих низких облаков.
— Похоже, дождь пойдет. — Андрей почувствовал легкое давление за лобной костью.
— Ага. — Глаша снова забралась в балаган, зашуршала там какими-то тряпками, укладываясь досыпать.
Порыв ветра взрябил воду, наклонил легкий дымок остывающего костерка. Проснувшийся Мастер о чем-то посовещался с Ченом, собирающим посуду, затем подошел к лодке.
— Уже достаточно светло, чтобы плыть? — спросил он Андрея.
— Вполне.
— Тогда отплываем. Как там наша пассажирка?
— Проблем не будет…
— Это хорошо. Эй, Чен, подтолкни-ка!
Чен толкнул лодку, берег, качнувшись, быстро пошел назад. Там, в темной тайге, резко крикнула какая-то птица, ей ответила другая, словно провожая лодку, уходящую за речной поворот по темной, еще ночной воде.
Глава тридцать вторая
Перед впадением в Енисей узкая таежная Бирюса разогналась, стиснутая серыми скалами. Скалы широкими наклонными пластами вырывались из темно-зеленой воды, играющей отражениями тайги, и уходили куда-то высоко, под самые вершины прибрежных гор, которые то появлялись, то вновь скрывались в низком небе, набухшем близким дождем.
— Анисей уж скоро, — подала голос с кормы Аграфена, — во-он он, за тем «быком».
— Постоим немного. Я схожу, гляну на реку, — сказал Андрей.
— А что нам бояться? — ответил Мастер. — Едем с товаром, никого не трогаем.
— Тятя тута, за «быком», завсегда лодку ставит и глядит, штоб по Анисею никого б ни плыло.
— Так я схожу? — полуспросил, полунастоял Андрей.
— Давай, только быстро, — нехотя согласился Мастер. Похоже, он не любил, когда кто-то, кроме него самого, проявлял инициативу.
Оставив лодку в тени «быка», Андрей выпрыгнул на галечный берег и быстро поднялся по каменным ступенькам. Удобный скальный ход был очищен ото мха и травы, похоже, им регулярно пользовались. Забравшись в узкую ложбину между скалой и береговым обрывом, Андрей оглядел неширокий залив, которым Бирюса входила в Енисей. Стояла тишина, водная гладь была пустынна, крутые таежные горы на другом берегу размыты дымкой пасмурного дня. Казалось, путь был свободен.
Андрей уж повернулся на спуск, когда его остановил легкий скрип гальки и негромкие голоса за ближней горбиной горы. Махнув рукой Мастеру, чтобы тот не торопился выводить лодку, он еще теснее вжался за гладкий известняковый выступ, осматривая поворот берега.
Скрип шагов приблизился, наконец, из-за серого каменного взъема показалась гнедая конская голова, затем склоненная шея, напряженные плечи, охваченные широким хомутом. Три лошади гуськом вывели тяжелый струг, который шел против течения, пользуясь еще и обратным ходом воды — такой ход часто бывает у берегов широких быстрых рек. В струге сидели казаки: бородатые люди в длинных кафтанах, в круглых шапках с меховыми опушками, с саблями на боку и длинными пищалями. Еще двое шли по берегу, погоняя лошадей.
В месте впадения Бирюсы лошади остановились, казаки стали совещаться, как переезжать через залив — будут ли кони переплывать реку или лучше перевозить их в струге. Деталей Андрей не слышал, долетело лишь пожелание кому-то отправиться к такой-то матери, высказанное особенно громко. Похоже, верх взял второй вариант, потому что лошадей распрягли и загнали в воду. На лицо Андрея упала крупная капля, потом еще одна. По воде пошли круги, серая дымка над рекой сгустилась, перейдя в нечастые косые струи. Перед тем как отплыть, казачий десятник спрыгнул на берег, подошел к «быку»и внимательно изучил впадину, в которой спрятался Андрей.
