— Смотри, что у нас есть! Любишь такие? Я —
очень! Бери еще!
В глазах блеснули слезы. Или ему показалось?
«Женщина кормит мужчину, а тот уходит на войну. Бери, бери еще! Может, тебе того, этого?.. Мать так же кормила, когда уезжал: у самой на глазах слезы, отец отвернулся, а она — ну, съешь еще кусочек... Черт, сволочизм какой-то!»
— Конечно, Пэт, с удовольствием, — кивнул Шинкарев. — А когда пойдем смотреть на камни?
— Сейчас и пойдем.
День за окном внезапно потускнел; померкла и вновь загорелась зелень листвы, по которой промелькнули быстрые пятна света и тени. По саду прошел ветер, первые крупные капли упали на горячую черную дорожку.
— Муссон пришел?
— Нет, просто дождь. — Она вскочила из-за стола, схватив Андрея за руку. — Пошли скорее!
Все потемнело, замерло. Ливень обрушился на сад, когда они, уже мокрые, заскочили в легкий павильон, стоящий среди невысоких раскидистых сосен. Над ними поднималась восьмиугольная крыша из зеленой глазурованной черепицы; внутри было темно, сухо; застоялся запах пыли и старого дерева. С загнутых карнизов лились струи воды, летели брызги, а дальше стояла плотная стена, сотканная из отвесных серых нитей. Патриция, обняв тонкую красную колонну, молча смотрела на дождь, Андрей же, встав сзади, провел пальцем ей по спине, словно пересчитывая позвонки, а затем, пропустив ладони у нее под мышками, положил руки на грудь. Упругая ткань купальника поднималась и опускалась, под ней, в такт дождю, билось сердце, а из темного переплетения стропил внимательно смотрел глазок телекамеры...
— У меня странное предчувствие, Эндрю.
— Что-то определенное?
— Нет, ничего... Может, просто грустно.
Дождь начал стихать, заблестела под солнцем мокрая хвоя сосен, а женщина, снова уйдя из мужских рук, стояла босиком в прозрачной лужице, подняв лицо к последним светлым каплям.
«А Чен-то прав. Даже такой дождик помешает здорово. А муссон придет, в грязи до ушей нахлюпаемся».
— Ну, что задумался? — крикнула Крыса. — Пошли посмотрим на камни.
Идти, собственно, никуда не требовалось. Камни лежали на узком склоне, по которому плескали ручейки; среди скал и валунов бурлили каскады; дождевая вода стекала в нижний пруд. Меж камней росли редкая трава и крупные белые цветы. От земли поднимался пар, мокрые глыбы блестели на солнце, показывая свои яркие и чистые цвета. Патриция высоко подняла юбку, ее крепкие загорелые ноги были забрызганы грязью. Она положила руку на мокрую бугристую поверхность.
— Все камни привезли из Китая.
— Зачем?
— Это классические камни, упомянутые в старом каноне по устройству садов. Вот эти, с прожилками, как у яшмы, — с гор Линби. Причудливые, с дырками — со дна озера Тайху, их так проточили волны. Большие белые привезли с гор Кунынань, это в провинции Цзенсу. Плоские, с красным узором, — из Шаньдуня, а беловатые, с черными вкраплениями, — с Юго-запада. Всего, как видишь, пять пород.
«Китаец ее учил? Интересно».
— Откуда ты знаешь?
— Я люблю камни, — ответила Патриция. — Я молчу, они говорят.
— Как это?
— Ветер свистит в отверстиях. И еще вот так. — Подняв железную палочку, видимо специально положенную у причудливой глыбы, она ударила по камню. Над садом поплыл глубокий, чистый звук.
— Нравится? Попробуй сам.
Эхом на удар Андрея донесся автомобильный гудок.
— Чен приехал, — сказала Патриция враз изменившимся тоном, деловым и тревожным одновременно.
— Все, идем.
«Да, это все».
* * *
Чена они нашли на кухне. С чашкой в руке он задумчиво стоял перед открытым холодильником, раздумывая, что оттуда взять. Китаец был одет в военную форму, обут в тяжелые армейские ботинки. Рукава пятнистого кителя высоко закатаны, знаков различия нет.
— Здорово! Ну как у вас, все нормально? — спросил он, внимательно глядя в глаза Андрею.
— Нормально, нормально! Иди за стол, сейчас я тебя накормлю, — ответила Патриция, плечом отодвинув Чена от холодильника.
— И его накорми, — распорядился тот, показав на Шинкарева. — Мы уезжаем.
— Ох, Чен... — Патриция прислонилась спиной к холодильнику, глядя в сад. — Что-то плохо мне.
— У вас тут правда все нормально? Ладно... — Чен обнял Патрицию за плечи, — не переживай, детка, прорвемся!
«Никогда не любил этого «прорвемся». Все, кто так говорил Андрею, не собирались никуда прорываться — наоборот, норовили, схватив кусок, быстро уйти в кусты. Хотя к Чену это не относилось. По крайней мере, Андрею хотелось так думать.
— Все, пора, — сказал Чен, поднимаясь. — Aurevoir (До свидания (фр.)), детка! Ты что, с нами?
Патриция тоже поднялась:
— Не хочу здесь торчать! Поеду в город — прошвырнусь по супермаркету, посижу в баре. А что, нельзя? — В ее голосе послышался вызов.
— Тебе решать. Только ты... без глупостей.
— Не учи.
Перед воротами стояла машина Чена — «Хаммер», который привез их с Андреем вчера. Только водителя за рулем не было. Патриция, не попрощавшись, хлопнула дверцей «Порше»; из-под широких колес ударило песком, и машина, рявкнув двигателем, стремительно ушла за поворот.
— Хорошая девочка, — заметил Чен, включая заднюю передачу и осторожно разворачиваясь. — Мало таких.
В голосе звучала теплота. Похоже, этот китаец относился к Крысе как к младшей сестре.
— Какой хрен — «девочка»! — грубо возразил Шинкарев. — Да там клейма ставить негде!
— Ты что?!
У Чена даже рот приоткрылся от удивления. А Шинкарев того и добивался. Надо немного «покачать» сознание китайца. Для дальнейшего разговора.
— Что говоришь-то?! — переспросил тот, выводя машину на шоссе. В голосе появилась тревога.
«Боится, что ночью их засек?»
— Целку из себя строит! — пренебрежительно бросил Шинкарев.
— Не дала? — Китаец мгновенно изменил тон, заговорил о Патриции столь же пренебрежительно. Явно стремился удержать контроль над беседой. Он слегка похлопал Андрея по колену: — Я же говорил, от нее не зависит.
— А от кого зависит?
— От Ши-фу.
Андрей это слышал. Но не от Чена. А теперь ему еще раз подтвердили, что Ши-фу контролирует его роман с Патрицией. По всей видимости, используя ее как приманку — то приближая к Андрею, то отдаляя. А зачем Ши-фу нужен он, Андрей Николаевич Шинкарев?
— Интересный у вас Ши-фу, — заметил Шинкарев после некоторого молчания. — Крысой командует. Даже не знаю, хочу ли я с ним познакомиться.
