— И он не знает, — спокойно произнес Чен. — Может быть, ты ему не нужен. А может, нужен.
— Скажите, какая честь... И кто будет решать?
— Как дела пойдут. — Китаец пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги. Гудя мощным дизелем, «Хаммер» разгонялся перед подъемом. На закатном небе вновь громоздились тучи.
Глава десятая
— Кстати, как моя посылка? Ты передал? — спросил Андрей, промолчав минут сорок, пока машина поднималась на очередной перевал. Стемнело, водитель включил фары.
— Кстати, тебя ищет полиция. В аэропортах и на вокзалах.
— Почему?
— Одного ты у бара кастетом рубанул, помнишь? Помер он, бедняга.
«Вот уж точно говорят: «Бог создал вора, а черт — прокурора"»,
— А почему они вообще на нас насели?
— Боишься?
— При чем тут «боишься»?
— Дело не в тебе. Просто не повезло, что ты вышел на нас именно в тот момент. Ситуация заваривается круто, так что давят на всех.
— Кто давит?
— Странный вопрос. Враги. Плохие парни. Те, кто против нас.
— Пастухи? Боевики-мусульмане?
— Не только. Я же говорил, еще будет время объяснить.
«Ничего не скажешь — «мистер Джеймс Бонд Поневоле и миссия в Чучмекистане».
Снова ехали молча. В круглом пятне света от фар бежал навстречу асфальт. Андрей думал о Патриции, вспоминая странную ночь и не менее странный день: загорелое тело в прозрачной морской воде, молодая женщина, трогающая заряженный автомат, а потом вскинувшая руки под дождем в саду камней. И чем больше он думал, тем яснее понимал, что он любит Патрицию, эту странную полуфранцуженку-полуамериканку, прежде одну из многих, встречавшихся ему на курьерских дорогах, а теперь единственную... Как сказано в умной книге, самая сильная страсть человека по отношению к другому человеку — заинтересованность. Заинтересованность в другом есть любовь, лишенная животного, коровьего тепла. Любовь, стало быть, есть заинтересованность, напитанная этим коровьим теплом.
При первом знакомстве, в стриптиз-баре, Крыса явно была в чем-то заинтересована. Потом заинтересованность как будто пропала, они были просто любовниками, встречавшимися, когда подворачивался случай. А сейчас и этого нет...
— Не знаю, что там у тебя в голове, — Чен бросил взгляд на Шинкарева, — но советую забыть все, кроме одного: скоро ты идешь в бой. Баб много, жизнь одна.
— Спасибо за совет.
«Ишь ты какой заботливый!»
— Не за что, — ухмыльнулся китаец. — А это что за дерьмо?!
Чен сбавил скорость. У обочины стоял автобус с выбитыми стеклами и многочисленными отверстиями в борту; дальше завалился в канаву маленький джип белого цвета, с красными крестами на дверцах. На асфальте темнели пятна засохшей крови. Впрочем, видно было плохо, да еще на ходу.
— Это машина Элизабет? — Андрей показал на джип.
— Откуда я знаю? — напряженно ответил Чен. — Тут много таких. Может, и не ее.
— Будем останавливаться?
— Больше нам делать нечего, как твою морду копам показывать!
— Тебе виднее.
Миновав скопление машин, озаряемое синими полицейскими мигалками, Чен снова увеличил скорость. Андрей спросил:
— Все-таки кто такая Элизабет?
— Черт ее знает. Вроде бы связана с Эм-Эм-Эм. Под местным «Крестом» кто только не ошивается.
— Как такую к вам занесло? Крыса пригласила?
— Крыса уже потом пригласила, на виллу. Элизабет сама к Ши-фу приехала, — пояснил Чен.
Коли слетаются стервятники из МММ, жди большой крови. Сначала они обеспечивают «правильную» картинку. Когда картинка исчерпывает себя, начинается такое, что никому видеть нельзя. А стервятники летят в другое место. Но почему американка приехала к китайскому Мастеру, как пить дать связанному с какой-нибудь триадой, хоть плохонькой?
Чен еще некоторое время вел «Хаммере» по шоссе, затем свернул на темную ухабистую дорогу. Широкие колеса заскользили по мокрой глине, с плеском въезжая в глубокие лужи. Ветки скребли по крыше, проползали по боковым стеклам.
— «Хаммер» хорошая машина? — спросил Шинкарев.
— Для чего?
— Для боевого патрулирования, конечно.
— На шоссе хорошая. А на таких дорогах подвеска летит. Как у вашей «Лады».
— Шаровая?
— Точно.
Послышались отдаленные выстрелы: ухнула гаубица, раскатилась очередь крупнокалиберного пулемета. Чен свернул с дороги, остановил машину:
— Все, приехали. Out.
Выйдя, он запер дверцы и в сопровождении Шинкарева двинулся мимо военных палаток, угловатых бронетранспортеров «Брэдли», мимо артиллерийской батареи с зачехленными стволами. Шинкарев шлепал по глинистой дороге в своих лаковых туфлях на тонкой подошве, не обращая внимания на грязь.
— Там лагерь, за ручьем, — показал Чен. — Сейчас темно, не видно. В лагере стоят ваши.
— Что за «ваши»?
— Русский батальон. Наемники.
— Откуда они?
— С Балкан, из Косово. Воевали у сербов, теперь здесь по контракту.
Между грузовиками с натянутыми тентами, смутно видимыми в свете автомобильных фар, выстроился ряд темных фигур. Шла вечерняя поверка: «Рядовой Семенов! Я! Младший сержант Сулейменов! Я!..»
— Мы не торопимся? — спросил Андрей.
— Нет, а что?
— Давай послушаем.
Поверка закончилась, послышалась команда «Вольно, разойдись!» Заплясало яркое пламя костра, в прохладном воздухе поплыл аппетитный запах тушенки.
— Не хочешь подойти? — поинтересовался Чен. «Эти мне сейчас меньше всего нужны. Как и я им.
Хотя... свои люди? Может, здесь что обломится?»
— Пока нет, — ответил Шинкарев. — Какой, ты говоришь, батальон?
— Русбат. Второй ударно-штурмовой.
— И как они тут?
— Злые. Воюют хорошо, потерь мало. Мусульман бить умеют, в плен их не берут. Хотя они никого в плен не берут, из-за этого даже конфликты были.
— Болеют?
— Как обычно: малярия, тропическая лихорадка, грибковые. Венерические, само собой.
«Хоть солдат покрыт коростой, зато годится на аванпосты», — все оттуда же, из Пруткова.
— Сколько им платят?
— Если бы и знал, не сказал бы. Но, в общем, уровень средний. Что, хочешь присоединиться?
— Пока нет. А Первый штурмовой батальон кем укомплектован? Не местными же макаками?
