Корпус завибрировал от набирающих обороты моторов, яхта ударила скулой в волну, подняв из-под обвода облако брызг.
— Подработай вправо, легонько, легонько... Теперь большой поворот.
Панорама порта сместилась влево; сила волн, ветра и двух моторов через штурвал пошла в кисти. Острый белый нос, разрезающий бутылочно-зеленую воду, белый бурун, красновато-бурое закатное небо — все собралось в черном штурвале и дрожало в унисон с вибрациями тела.
— Нравится? — прорвался в сознание голос китайца.
— Да.
— Крысе тоже нравится. Зарабатывай.
— Она быстрее заработает.
— Не исключено.
«Кстати, о новом месте в бизнесе. Конкретно о финансовой части — процент себе отторговать или как?..»
— Все, дальше я сам, — сказал Чен.
Сбросив скорость, яхта вошла в марину. Заглушив двигатели и пришвартовавшись, Чен запер рубку, оба спустились на корму. Некоторое время китаец молча глядел на ряды яхт, смутно белеющих на неподвижной темной воде, потом хлопнул ладонью по начищенному латунному поручню.
— Так что, хочешь такую? Будешь девушку катать.
— Не смейся над убогим.
— Как знать, как знать... Надо бы тебе с Ши-фу серьезно поговорить, не о всяких глупостях. Ладно, пошли перекусим где-нибудь.
Пройдя затихшими припортовыми переулками, они поймали такси и вскоре вышли у знакомой бетонной эстакады. Чен на минуту остановился у банкомата, пересчитал полученные банкноты, уложил их в плотный конверт.
— Зайдем в бар.
— А не опасно? — усомнился Андрей. — Мы оттуда еле ноги унесли. И вообще, я, между прочим, в розыске.
— Ничего, это ненадолго.
На бетонных опорах эстакады виднелись пятна свежей штукатурки, внутри бара висел портрет убитого бармена, на стене остались следы от пуль. Другие повреждения были исправлены. За стойкой работала китаянка в траурном белом костюме, с приятным, но утомленным лицом, с тяжелым узлом волос на затылке, пронзенным длинной шпилькой. Чен отдал ей конверт, та приняла с низким поклоном. Ничего не заказав, мужчины вышли на набережную и пешком двинулись в сторону старой португальской крепости.
— Это его вдова? — Шинкарев имел в виду женщину за стойкой.
— Да, вдова.
— Там, на острове... Патриция не выдержала испытания?
— Выдержит, куда денется. А ты больше не зовешь ее Крысой.
— Нет. Это привилегия друзей. Ты ее друг, ты и зови.
— Да, мы друзья. А вот ты осложнил себе жизнь.
— Чем?
— Ты нарушил главное правило — «непривязанность». Мы ведь как буддийские монахи: дорога, миска, да пустая тыква. И Просветление где-то впереди.
«Наган на пояс, пакет за пазуху. Утром в Москве, вечером в Пекине. Похоже? Кто его знает».
— А почему мне разрешили спать с ней?
— А кто мог тебе запретить? «И верно. Дело-то не во мне».
— Тогда почему разрешили ей?
— Ты чем-то понравился Ши-фу. Может быть, когда пытался вернуться к ней на вилле. Или когда полез со своим идиотским разговором.
«Ши-фу не видел, как я отказался идти в подвал. Это Чен ему сказал. Из-за моего упрямства мы потеряли секунды три — огромное время в бою. Как пить дать, создали дополнительную опасность для самой Патриции. И это ему понравилось? — другому кому вешай!»
— Патриция тогда была в опасности? — спросил Шинкарев.
— Конечно. Но имела шанс и воспользовалась им.
— Патриция — ученица Ши-фу?
— Не из лучших. Та, с кем она дралась, была лучшей... в свое время. Но все равно, Ши-фу дорожит Крысой. Ему кажется, что вы подходите друг другу. А нам нужны лояльные люди.
— Лояльные?
— Не в смысле вербовки. Лояльные по большому счету — к ушу, к садам камней. К Дао. Друзья всего китайского.
— Не проще ли было подложить мне китаянку, а ей — китайца?
— Думаешь, у нее не было китайцев? Дело не в этом. Вы сами нашли друг друга. Помочь вам есть следование Дао.
— Что такое Дао?
Что ответит Чен? Каждый отвечает по-своему.
— «Дао, выраженное словами, не есть настоящее Дао», — классическая формула была явным уходом от ответа. Знаком, что китаец не желает обсуждать абстрактные вещи. Андрей так и понял:
— А может, китаянки для меня пожалели? Слишком ценный товар? Или еще проще — Патриция стареет, и вашему Ши-фу хочется кого-нибудь посвежее?
— Думай, как хочешь, любое объяснение годится. Но посчитай Ши-фу, что тебе нужна китаянка, у тебя была бы девушка, достойная императора Поднебесной.
— Которого нет.
— Какая разница — девушки-то есть. Или, к примеру, вдова этого бармена. Тоже неплоха.
— Сам проверял? Сцепление? — Шинкарев вспомнил разговор с Джейн.
— Но то, что вы сейчас вместе — только проба. Не гарантия. Заходи.
Чен указал на дверь небольшого ресторанчика, расположенного в тихом переулке, в одном из деревянных домов. Он же сделал заказ — жирную свинину, нарезанную ломтиками, тушенную с луком и крепко прожаренную с красным стручковым перцем.
— Простая еда, крестьянская. Но Мао Цзе Дун ее очень любил. Во время конфликта с Союзом особенно часто заказывал. В Пекине есть ресторанчик, где Председатель любил обедать. Там перед бюстом Мао дважды в день меняют его любимые блюда: жареную курицу, сладкую рыбу и вот такую свинину.
Принесли заказ, Андрей попробовал:
— Вкусно. Ты ведь не застал «культурной революции», дацзыбао, хунвейбинов. Что ты думаешь... нет, как ты ощущаешь эту часть прошлого?
— Когда какой-нибудь янкес говорит, что все русские — «дети Гулага», ты хочешь дать ему в морду?
— И хотел, и давал. А потом перестал.
— Почему?
— Потому, что это правда. Но не полная. А полной правды им все равно не понять.
— А ведь Крыса американка, — напомнил Чен, быстро и аккуратно орудуя палочками.
— По-моему, она пытается расширить границы своей правды, — заметил Андрей. — Часто это выглядит как нарушение долга. Но ведь долг — не иллюзия. Должны быть границы?
— Границы у тебя внутри. Может быть, Ши-фу поговорит с тобой об этом.
— Сейчас у меня внутри только свинина.
— Чувствуешь перец?
— Да, голова горячая и какая-то широкая. У председателя Мао была такая же голова? Тогда я понимаю причины конфликта с Эс-Эс-Эс-Эр.
— Для таких свиней, как ты, и правда жалко китайских девушек! Хватит с тебя и Крысы.
