– Мне просто интересно!
– Тогда задавай вопросы не мне, а Ольге. Хотя я
сомневаюсь, что она станет удовлетворять твое праздное любопытство…
– Кстати! Я спросила у нее, англичанка ли Элена, и
знаешь, что оказалось? – Дуда замолчала, ожидая от Эвы отрицательного
ответа, но, не услышав его, выпалила: – Элена русская!
– Эмигрантка, что ли?
– Вот этого я не знаю, я не уточнила. Просто спросила,
понимает ли хозяйка по-нашенски, а Ольга мне: «Конечно, она ведь русская».
– Почему тебя тогда удивляет ее страсть к показной
роскоши? Вспомни наших олигархов, политиков, звезд. Все русские, в том числе ты
и я, обожают «кидать понты» и похваляться богатством перед другими…
– Но муж-то, покойник, самый что ни на есть настоящий
бритиш! А они, как успела заметить, скуповаты…
– Значит, он любил свою жену так, что потакал всем ее
капризам.
– Хороший, видать, мужик был. Мне б такого!
Устав сплетничать об Элене и ее скончавшемся год назад
супруге, Эва перевела разговор на интересующую себя тему:
– Ты знаешь, в какой комнате поселили Ладочку?
– Нет, но могу узнать…
– Узнай и пришли ее ко мне. Я так вымотана и напряжена,
что без занятий йогой не протяну и до обеда… – Эва сделала глубокий вдох
и, выпустив воздух маленькими порциями, добавила: – Мне просто необходимо
сделать несколько дыхательных упражнений, а без Ладочки я не могу
сосредоточиться…
Дуда уверила ее в том, что отыщет инструкторшу в течение
пяти минут, и положила трубку. А Эва пошла в ванную комнату наполнять джакузи
водой и пеной, дабы, выкупавшись после занятий, смыть с себя дорожную пыль и
усталость.
Часть II
Глава 1. Справедливость
Стоило Фемиде задремать, как ей начинал сниться всегдашний
кошмар.
Маленькое помещение с низким потолком. Без окон, но с
дверью. Запертой снаружи дверью. Из мебели только стол и тахта. На столе свеча,
на тахте девушка. Девушка лежит скрючившись на кровавом одеяле. Она стонет от
боли, просит пить, зовет маму. Но приходит не мама, а страшный человек с
нестрашной внешностью. Он склоняется над девушкой, переворачивает ее,
раздвигает ей ноги и смотрит, как из нее капля за каплей вытекает кровь…
«Дрянная девчонка, – шепчет он. – Ты изгваздала
все белье! За это ты будешь наказана…»
Девушка вздрагивает и начинает тихо, по-собачьи, скулить.
Она знает, как жестоко будет наказание. Знает это и Фемида, так как истекающая
кровью девушка – это она сама…
Как только она понимает это, сон обрывается. А Фемида
вскакивает с кровати вся в поту и слезах. Озирается, чтобы убедиться, что она
находится не в том страшном месте, а в другом, уютном, безопасном. Затем пьет
успокоительное и не может заснуть до утра, боясь повторения кошмара…
Но он повторяется. Не в этот день, так в следующий. Не в
следующий, так в следующий за следующим. И так из года в год – на протяжении двенадцати
лет он ее вечный ночной спутник. Раньше она пыталась бороться с ним и с собой:
ходила к психологам, экстрасенсам, гипнотизерам, молила, чтобы они помогли ей,
но кошмар оказался сильным, неистребимым, и, сколько бы Фемида ни боролась с
ним, он неизменно возвращался, врываясь в ее спокойные, навеянные релаксирующей
музыкой сны…
Так случилось и сегодня.
Но на сей раз Фемида быстро сориентировалась, где находится.
Разноцветный мозаичный потолок, который она увидела сразу, как открыла глаза,
совсем не походил на тот, который снился ей. И льнущие к телу шелковые простыни
отличались от тех, на которых она истекала кровью в прошлом и в кошмарном
отголоске этого прошлого.
Фемида встала с кровати, прошла в ванную. Встала под душ.
Теплые струи воды, бегущие по телу, не только смывали пот, но и приносили
успокоение. Поэтому Фемида любила мыться. Стояла под душем по полчаса, ощущая
каждой клеточкой своего истерзанного много лет назад тела живительную силу
воды. А закончив омовение, выходила из ванной, чувствуя себя если не
счастливой, то спокойной…
К сожалению, состояние это длилось недолго. И уже через
час-другой Фемида терзалась, ощущая почти физическую боль от переполняющей ее
ненависти…
Ненависти к Эве.
Обернувшись большим махровым полотенцем, Фемида вышла из
ванной, села у туалетного столика и начала рассматривать себя в зеркало. Лицо
ее не сильно изменилось за те двенадцать лет, что прошли с того дня, когда для
нее закончился один кошмар и начался другой. Черты все те же, и морщин пока
нет. Только глаза стали другими. Буквально другими! Изменили свой цвет – были
голубыми-голубыми, стали водянисто-серыми. Были ясным небом мая, стали хмурым
облаком февраля… Да, именно мая и февраля! Ведь именно в эти месяцы все и произошло.
Началось в конце весны, а закончилось в последние дни зимы… Но между ними было
еще три года ужаса. Ужаса, который из реальности просочился в мир снов и прочно
обосновался там, напоминая о себе всякий раз, как Фемида начинает его забывать…
«Все-таки странно устроено подсознание, – подумала
Фемида. – То, что случилось со мной полтора десятка лет назад, не дает мне
покоя до сих пор, а события сегодняшней ночи забыла, как нестрашный сон –
страшные я не забываю…»
Под событиями сегодняшней ночи Фемида подразумевала убийство
фотографа, совершенное ею по необходимости. Да, полоумного И-Кея пришлось
убрать, чтобы он не помешал ее планам. А он не просто мог это сделать, он уже
собирался. Собирался убить Эву! Фемида слышала его бормотание, видела, как он
подсыпал в напитки снотворное и как прятал нож в кармане. Он и к съемочной
группе прибился для того, чтобы добраться до Эвы… И-Кей ненавидел ее почти так
же, как Фемида. Почти, но не так! Ибо хотел просто ее смерти, а она жаждала ее
страданий…
И скоро, совсем скоро она утолит эту жажду! Осталось
подождать всего день…
В дверь неожиданно постучали. Стук этот испугал Фемиду.
Громкие звуки выводили ее из равновесия и заставляли сердце замирать. Страх шел
из прошлого. Как и другие страхи… Как и ненависть к Эве.
Дождавшись, когда бешено колотящееся сердце немного
успокоится, Фемида открыла дверь. На пороге стояла Эдуарда. Как всегда, в
ужасающем прикиде и при бешеном макияже. Беспрестанно щелкая жвачкой, она
сообщила, что после йоги и ванны Эва не стала чувствовать себя бодрее и решила
лечь отдохнуть, а коль так – обед переносится на два часа дня. То есть полтора
десятка человек должны будут умирать с голоду, ожидая, когда БОГИНЯ выспится! А
потом, когда она наконец соизволит явиться к столу, ничем не выкажут своего недовольства,
ведь все они только затем и существуют, чтобы угождать ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВУ! В том
числе Фемида! Знала бы Эва, как сильно она заблуждается, принимая угодничество
за искреннее желание помочь, показное восхищение за симпатию, а безликую маску
за настоящее лицо… Вот удивится, когда узнает, что под ней скрывается лицо еще
одной БОГИНИ! Богини правосудия Фемиды, которую Эва считает никем и зовет
совсем другим именем…
