Поначалу Аня радовалась такому положению дел, ибо к Эве
Ленчик относился все же лучше, чем к Ане, но со временем роль ей стала даваться
все труднее. Во-первых, постоянно приходилось следить за мимикой, движениями
(поворачивать голову, поводить плечами, хмуриться она должна была в точности
как оригинал), носить синтетическое белье, от которого чесалось тело,
краситься, желательно не раскрывать рта (стоило ей сделать это, как становился
виден гнилой передний зуб), а если раскрывать, то только для того, чтобы
сказать, как она, Эва, его любит, как она благодарна ему за заботу и ласку. И
как хорош Ленчик в постели! Ну просто лучше не бывает… Это во-первых, а
во-вторых, Ане казалось, что еще несколько месяцев такой жизни, и она просто
сойдет с ума. Ее и так не покидало чувство, что за то время, что она живет под
личиной Эвы, в ней все меньше и меньше ее самой. Словно ее вытесняют из
собственного тела! Но то нечто, что готово поселиться в нем, в этом теле,
совсем не Эва, а мерзкое, злобное, мстительное, готовое к подлости существо,
ненавидящее всех без исключения. Ненавидящее только за то, что им хорошо, когда
ей так плохо…
…Где-то в начале зимы Ленчик притащил в каморку бутылку
шампанского и красиво перевязанный сверток, чем крайне удивил Аню. За неполные
два года заточения она не сделала ни глотка спиртного. Ленчик не давал ей даже
пива. Дважды приносил сок, но и его выпивал почти в одиночку, наливая пленнице
лишь стакан. А уж о подарках, перевязанных ленточкой, говорить вообще не
приходилось. То немногое, что Ленчик ей (не ей, конечно, а Эве) преподносил,
было просто завернуто в пакет. Обычно это были всякие мелочи: косметические
средства, вульгарное белье, лоскут ткани, из которого надлежит пошить очередное
сногсшибательное одеяние. А тут – весьма внушительный сверток, размером с
обувную коробку. Да еще с бантом! И шампанское! А главное, за что? В последний
месяц Ленчик Аней был сильно недоволен. Она все меньше и меньше напоминала ему
Эву и совершенно не возбуждала. Из-за этого Ленчик злился и бил девушку чаще,
чем раньше. А так как с синяками и кровоподтеками Аня отличалась от оригинала
еще сильнее, то он просто сатанел…
Но в этот день он был непривычно весел.
– Здравствуй, моя богиня! – поприветствовал он
Аню, впервые за последние недели назвав ее «моей богиней». – Смотри, что я
принес по случаю праздника!
Несмотря на то что в числах и днях недели Аня за время
заточения перестала ориентироваться, она примерно знала, что сейчас либо конец
ноября, либо начало декабря, а никаких праздников в этом временном отрезке
припомнить не могла. Тем более Ленчик не поздравлял ее даже с Новым годом.
Тогда чего сейчас решил?
На немой вопрос Ани (передний зуб обломился, и теперь ей
запрещалось раскрывать рот под страхом порки) Ленчик ответил:
– У нас с тобой сегодня своеобразный юбилей. – Он
зажал бутылку между колен и начал сдирать с нее фольгу. – Пять месяцев
нашего знакомства! Помнишь, как ты пришла ко мне и попросила не выгонять тебя?
Ты сказала, что мечтала обо мне всю жизнь и что хочешь жить со мной в радости и
горе…
Аня кивнула головой. По правилам игры она должна была
соглашаться со всеми бредовыми заявлениями Ленчика. Особенно касающимися Эвы!
– Ты прости меня, если я бываю груб с тобой, –
продолжил он с милой улыбкой. – Знаю, у меня сложный характер, но ведь ты
все равно меня любишь?
Хлопнув наштукатуренными ресницами, Аня приподняла уголки
губ. Это означало – да, люблю!
– Тогда давай выпьем за это! – Радостный Ленчик
сорвал с крышки металлическую сетку, направил горлышко бутылки в
потолок. – За любовь! И за долгие-долгие годы счастья! – Пробка
выстрелила. Шампанское пенной струей выплеснулось из горлышка. По каморке
разнесся запах не игристого вина, а перебродивших дрожжей. По полу растеклось
пятно. Но Ленчик ликовал: – Подставляй стакан, богиня! Сегодня мы будем пить и
веселиться!
Аня подвинула свой стакан к краю стола. Ленчик наполнил его.
Подал Ане. Налил себе в пластиковую емкость (у нее он ел и пил только из
одноразовой посуды) и, чокнувшись с «богиней», осушил ее до дна. Аня же пила
мелкими глотками, стараясь продлить удовольствие – хотя шампанское и было ужасного
качества, оно ей казалось божественным нектаром. Отвыкшая от сладкого,
холодного, пенного, она наслаждалась этим газированным напитком, вспоминая, как
пила его на последний Новый год дома и фыркала, называя кислятиной…
– Ну хватит, присосалась, – буркнул Ленчик и
отобрал у нее ополовиненный стакан. – Потом допьешь… Сейчас подарок!
Он схватил сверток с бантом и, пропев «Та-та-а-а-а!», сорвал
с него обертку. Под ней оказалась коробка с изображением фотоаппарата и
надписью «ЗЕНИТ».
– Ну как тебе сюрприз? – сияя, воскликнул Ленчик.
– Это фотоаппарат? – уточнила Аня.
– Конечно. Отличный, между прочим… – Он вытряхнул
аппарат из коробки. – Со вспышкой! Не новый, конечно, но в хорошем
состоянии. У нас фотокружок в школе закрылся, вот аппаратуру распродают. Я
купил. Теперь могу не только снимать, но и печатать…
Вопрос о том, кого он собирается снимать, Аня задать не
успела, поскольку Ленчик на него ответил без всяких просьб:
– Я знаю, ты скучаешь по своей работе… Тебе нравится
позировать. Но из-за меня ты вынуждена отказываться от этого. – Он снял
крышку с объектива, вскинул фотоаппарат. – Теперь я буду снимать тебя. Я
стану твоим единственным фотографом. Вместо И-Кея! – Ленчик опустил
«Зенит» и, впившись глазами в «иконостас», выдохнул: – А фотографии мы повесим
на стену рядом с остальными… Вот увидишь, мои будут не хуже, чем его! Только
надо сюда электричество протянуть, чтобы света побольше было, да и розетка мне
нужна для вспышки… – Он припал на колено, нацелил объектив на Аню. –
А сейчас давай просто порепетируем! Без пленки… – Голос Ленчика стал
строже, им он наставительно проговорил: – Но ты все равно должна стараться. Как
будто ты в настоящей студии, а твои снимки напечатает «Космополитен». Давай
ложись и принимай эротичную позу. Я знаю, ты это умеешь…
Опустившись на топчан, Аня неуклюже пристроила на нем свое
тело, изо всех сил стараясь выглядеть эротично. Получалось у нее плохо. Бедра
не так изгибались, руки походили на плети, ноги на палки, а стоило ей
запрокинуть и слегка повернуть голову (Эва на многих снимках была запечатлена в
такой позе), как Ленчик обозвал ее дикой уткой, изготовившейся почесать у себя
под хвостом. Короче, измучились они оба. Но после нескольких неудачных дублей и
такого же количества тумаков нужная поза была принята. Выкрикнув: «Замри!»,
Ленчик нажал на кнопку.
* * *
Первые фотографии Ленчик напечатал спустя две с половиной
недели. Они оказались ужасными – размытыми, блеклыми, неконтрастными. К тому же
Ленчик плохо их промыл, и на поверхности снимков красовались белесые разводы. Но
ужасало не столько качество, сколько запечатленная на фотографиях Аня. Она
выглядела просто кошмарно! Угловатая, худющая, изможденная, по-идиотски
разодетая и накрашенная, к тому же испуганная, зажатая и какая-то жалкая. Глядя
на эти снимки, Аня не верила, что пародия на женщину, что таращится в объектив
своими наштукатуренными глазами, это она – юная девушка с некогда
привлекательной внешностью. Раньше она считалась весьма фотогеничной. Ее
частенько снимали для школьных стенгазет. Да и на классных фото она всегда
получалась что надо, а тут… Словно набальзамированный мертвец, подготовленный
гримером похоронного бюро к панихиде!
