Аня аж зажмуривалась, представляя, что было бы, если бы… Но
тут в ее мысли, как когда-то в ее почти счастливую жизнь, бесцеремонно
врывалась Эва, и сознание затапливала жгучая ненависть. А между лопаток
начинало саднить, будто глаза Эвы на уцелевшей фотографии оживали и торжественно
сверкали, обжигая Анину кожу. И когда это происходило, пленница начинала
мечтать совсем о другом. Она представляла, как с Эвой происходит какое-нибудь
страшное несчастье: как она горит в огне, попадает под машину, тонет,
задыхается… СТРАДАЕТ! А Аня наслаждается ее мучениями, наблюдая за ними со
стороны, как когда-то Эва наблюдала за ее…
Мысли эти ужасно мучили Аню, но она не могла отделаться от
них, как ни старалась. Только смерть могла избавить ее от тягот плена и
приносящей физическую боль ненависти (девушка надеялась, что ее сгубит холод,
голод или микробы, просто обязанные прокрасться в ее плохо заживающие раны), но
ее величество Смерть все не приходила. Она так же, как и Ленчик, забыла об
Анином существовании…
Часы складывались в дни, дни в недели, недели в месяцы –
время шло неумолимо, но для Ани оно стояло на месте, ибо ничего не менялось в
ее жизни. Она сидела на том же топчане, ела тот же хлеб, пила ту же воду,
ходила в то же ведро.
В один из безликих дней Аня проснулась и по привычке открыла
глаза (для чего она это делала, неясно – темнота все равно была такая, что не
разглядеть и очертаний). К ее удивлению, всегдашний мрак был разбавлен белесой
струйкой света, что лилась из-под двери. Тут же абсолютную тишину разорвал лязг
металла. Секунда – и дверь распахнулась настежь. В каморку вместе с потоком
света влетел человек, которого Аня сначала приняла за ангела (ведь он
светился!), затем за демона (в его руке она увидела автомат), а после за
галлюцинацию, поскольку никого, кроме Ленчика, здесь не могло быть, а незваный
гость им не являлся… Решив, что сходит с ума, Аня заплакала. А потом
засмеялась, поняв, что это даже хорошо, что теперь ей начали мерещиться
люди, – будет с кем поговорить…
А «галлюцинация» тем временем подбежала к Ане, склонилась над
ней и прошептала:
– Бедняжка, до чего ж он тебя довел…
Аня опять заплакала, уткнувшись лицом в покрытые цыпками и
язвами кулачки. Но тут же отдернула руки от лица, боясь, что человек исчезнет.
Он не исчез. Стоял над Аней, качал головой и старательно прятал автомат за
спиной. Затем он повернул голову к распахнутой двери и громко, но не
оглушительно крикнул:
– Здесь еще одна! – Заметив, как Аня вздрогнула от
его крика, он совсем тихо добавил: – Врача сюда!
Тут же в каморку вошел еще один человек. Он был очень высок,
поэтому ему пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Стоя в этой позе, он походил
на журавля, и Аня опять рассмеялась.
– Похоже, он довел ее до умопомешательства, –
сказал «журавль», посветив Ане в глаза маленьким фонариком. – Хочется
надеяться, временного… – Он щелкнул перед ее лицом пальцами, а когда Аня
моргнула, спросил: – Вы слышите меня?
Она кивнула головой.
– Вы давно тут?
Аня пожала плечами.
– А примерно?
Аня хотела ответить, что минимум два года, а максимум – сто,
но не смогла вымолвить ни слова, только тяжело вздохнула и опять начала
плакать.
– Ладно, оставим расспросы на потом, – буркнул
тот. – Надо ее выносить. Сама она не сможет. Ножные мышцы, я вижу,
атрофированы. – Он наклонился еще ниже и взял Аню за плечи и под колени,
чтобы поднять, но та заплакала громче и начала вырываться. – Тише,
тише, – успокаивал ее мужчина. – Все будет хорошо… Я не причиню тебе
боли. Я помогу тебе. Я врач… – Но, видя, что на Аню его уговоры не
действуют, он обратился к товарищу со словами: – Коля, ты цепь расклепал? Ага.
Давай теперь вместе, один не справлюсь. Мне неудобно, а она вырывается…
Тот, кого назвали Колей, отложил автомат, сел на кровать,
подсунул свою руку под худые Анины бедра.
– А-а-а-а! – заголосила Аня и начала качаться
вперед-назад. – А-а-а-а-а!
– Успокойся. Мы только хотим вынести тебя отсюда…
– Не-э-э-э! – затрясла головой она. – Не… не…
не надо!
– Да что с ней такое? – воскликнул Коля,
недоуменно глянув на доктора.
– Не пойму… – ответил тот и, приблизив свое лицо к
Аниному, заглянул ей в глаза. – Чего ты боишься? Почему не хочешь
выходить? Там воздух, солнышко… Ты помнишь, как оно выглядит?
Аня улыбнулась сквозь слезы и кивнула.
– Тогда пойдем с нами. На улицу…
– Я не могу, – хрипло прошептала Аня, а улыбка с
ее лица исчезла бесследно. – Он будет ругаться, если я уйду…
– Кто тебя будет ругать?
– Леонид Павлович.
– Не будет…
– Вы его не знаете, вот так и говорите… – Она
задрожала всем своим иссохшимся тельцем. – А он и побить может.
Видите? – Аня показала кривой шрам на шее. – Это потому, что я его не
слушалась… Леонид Павлович так меня наказывает. Это больно. И я больше не хочу,
чтобы меня наказывали…
– Не волнуйся, Леонид Павлович больше ничего плохого
тебе не сделает. Его арестовали и увезли в милицию.
– Зачем? – тупо спросила она.
– Его будут судить. И посадят в тюрьму… Надолго!
– Ты свободна, девочка! – сказал доктор и
почему-то тоже заплакал. – Ты можешь идти, куда захочешь, и никто тебя
больше не накажет.
Аня слышала каждое его слово, но не понимала смысла. Она
свободна? Может идти, куда хочет? И ее никто не накажет? Как такое может быть?
А что они говорили насчет Ленчика?
Арестован? Увезен в милицию?
Милиция…
И только тут до затуманенного сознания Ани дошло, что эти
два человека не миражи, не галлюцинации, а реальные люди. Милиционер и врач,
пытающиеся ей помочь…
Радость штормовой волной накрыла Аню. Она захохотала,
запрокинув голову. А из ее глаз брызнули горячие, соленые-соленые слезы –
первые слезы радости за последние годы. Аня не утирала их, давая ручьем стекать
на впалую грудь. Ей казалось, что они, как живая вода, пробуждают ее к жизни…
Об этом она хотела сказать своим спасителям, с беспокойством глядящим на нее,
но тут доктор взял ее руку в свою и кольнул чем-то острым в вену. Аня, не
переставая смеяться, посмотрела на то место, где было больно, и увидела иглу и
шприц. Она собралась доложить доктору, что с детства боится уколов, но тут
голова ее закружилась, дыхание перехватило, тело стало легким, и Аня полетела…
нет, не в привычную черную бездну, а во влажно-светлое облако, подхватившее ее
и закачавшее, убаюкивая и умиротворяя…
«Из ада – в рай!» – краем сознания отметила Аня. Тогда она
еще не знала, что ее ад останется с ней на всю оставшуюся жизнь.
* * *
Последующие три месяца Аня провела в больнице. Ее лечили от
истощения, дисбактериоза, псориаза, чесотки, множественных вагинальных
инфекций. Ей вывели вшей. Вырезали ногти, вросшие в пальцы. Вылечили зубы.
Повысили гемоглобин. Ее заново научили ходить. Каждый день с ней занимался
психотерапевт, он лечил Аню таблетками и гипнозом, но все равно не смог до
конца избавить девушку от страха. Каждую ночь она вскакивала с кровати с криком
– ей казалось, что все события последних месяцев ей приснились, и стоит открыть
глаза, как окажется, что она до сих пор находится в тюрьме, прикованная
собачьей цепью к чугунному кольцу. И потом долго не могла поверить в обратное.
Все ковыляла по палате, хватаясь за стены, и плакала, ощущая под пальцами не
шероховатое дерево, а гладкую краску…
