Первые две недели к ней никого не пускали, кроме врачей.
Даже милиционеров, не говоря о родственниках. Боялись рецидива. Но когда Аня
более-менее оклемалась (то есть перестала срываться с койки и заползать в угол
при виде любого постороннего), родителям разрешили ее навестить. Маму с папой
она долго не узнавала. Не то чтобы они так сильно изменились, просто, подзабыв
за время заточения, как они выглядят, Аня создала себе их образы. В мечтах
родители были моложавыми, красивыми, родными, а в жизни оказались потрепанными,
рано состарившимися от тяжелой деревенской жизни, измученными и, что самое
ужасное, абсолютно чужими. Когда рыдающая мама прижимала Аню к своей груди, а
отец гладил покрытые шрамами руки дочери, Аня не испытывала ничего, кроме
растерянности. Она не знала, как себя вести, что говорить, как смотреть в глаза
этим людям, к которым у нее нет ни единого чувства…
К счастью, родители пробыли у нее недолго – они тоже не
знали, как себя вести с дочерью. Оставив на тумбочке банку деревенского молока
и сетку яблок, они уехали в село, чтобы вернуться только через месяц. Раньше не
могли – мама родила еще одного ребенка, а отец запил. Вместо них Аню стала
навещать младшая сестренка Катюша. Она-то ей все и рассказала! И о Ленчике, и о
его жертвах…
Да, кроме Ани, в доме школьного учителя Леонида Павловича
Сухова была заточена еще одна пленница. Девочка Света. Десятиклассница из
соседнего села. Ее Ленчик заприметил на школьной дискотеке, где дежурил по
поручению педсовета. Света частенько бывала на танцах – ее ухажер учился как
раз в суховском классе – и нередко возвращалась домой одна (мальчишка, как
большинство сельских парней, много пил и проводить даму сердца иной раз был не
в состоянии). Как-то раз Ленчик нагнал ее на пустынной дороге и предложил
подвезти до дома. Света с радостью согласилась, но попала, естественно, не к
себе домой, а к Ленчику. Для нее в нем уже была оборудована тюрьма. Такая же
убогая, как Анина, но потолок повыше, чтобы не наклоняться. Еще одно отличало
каморки – расположение. Если Анина находилась под землей (под нее был
переоборудован подпол), то Светина – в заброшенном хлеву. Его Ленчик отстроил
по-новому. Укрепил, для звукоизоляции обшил пенопластом, снабдил хорошими
запорами. Выстрогал мебель. Все установил и начал готовиться к приему гостьи…
Которая не замедлила появиться.
Дальше все развивалось по известному Ане сценарию. Свету так
же, как и ее, морили голодом, унижали, истязали, и все ради «очищения» души и
тела. Только на сей раз прокол вышел! Не очистилась Светочка. Так и осталась
«грязной», потому что досталась Ленчику далеко не девственницей. Света в
отличие от Ани на момент встречи с Суховым имела большой сексуальный опыт.
Кроме того, прошла через гинекологическую больницу и вендиспансер. Делала
мини-аборт и лечилась от гонореи. Неоднократно! К Ленчику попала с тем же
диагнозом. Так что, кроме «грязи» малолетней шлюхи, он еще и вензаболевание
подхватил…
Пришлось к врачу идти. Тот обнаружил не только старую,
добрую, широко распространенную гонорею, но и довольно редкий в их краях
трихомоноз. Доктор больного вылечил, но, сверяясь со своими записями,
обнаружил, что точно такой же «диковинкой» болела школьница Света Кузина,
которая, если верить районным газеткам, без вести пропала около трех месяцев
назад. Наплевав на врачебную тайну, венеролог сообщил о своем открытии в
милицию. Те отправились по адресу и обнаружили в доме Сухова не только Свету
Кузину, исчезнувшую недавно, но и Аню Кулаеву, сгинувшую бог знает когда…
Еще Катюша поведала Ане о том, что она теперь знаменитость,
так как «делом Сухова» заинтересовались областные журналисты, и о них, жертвах
Ленчика, уже напечатано несколько статей. Имена в них, конечно, изменены, но
все в поселке знают, о ком речь. Так что в дом Кулаевых газетчики ходят
табунами, и мама уже устала их выгонять. Да и перед односельчанами совестно.
Отец у журналистов водку вымогает в обмен на информацию, а напившись, ломится в
соседние дома с просьбой оказать материальную поддержку семье пострадавшей от
маньяка девушки.
Узнав об этом, Аня стала с ужасом ожидать выписки. Зная
нравы односельчан, она предполагала, что теперь не сможет спокойно ходить по
родной улице. Вслед ей будут тыкать пальцами, ее судьбу будут обсуждать в
очереди за хлебом, а на завалинках по вечерам судачить о том, что Анька
Кулаева, поди, сама виновата в том, что ее похитили, ведь оторви и брось девка
была. Такая же, как Светка Кузина! А Светка Кузина шалава известная! Не зря ж
Ленька-то именно этих двоих похитил. Хорошие-то девки по домам сидят, уроки
учат, а эти, прости господи, по лесам ночами шастают, вот их в машины и
затаскивают…
К Аниному счастью, она так и не узнала, права была в своих
прогнозах или нет, поскольку ее судьбой заинтересовалась одна московская
журналистка. Она приехала в маленький провинциальный городок, чтобы освещать
очередные выборы, но, узнав о громком деле Сухова, рассказала в столичной
прессе именно о нем. Читателей судьба девушки потрясла, и они потребовали от
редакции принять посильное участие в ее судьбе, а от автора – держать их в
курсе последующих событий. А так как желание «клиента» – закон, то издатели
многотиражки выделили энную сумму денег на то, чтобы Анна (читатели знали ее
как Ирину – имя и фамилию девушки в ее интересах и в интересах следствия
изменили) смогла начать новую жизнь в другом городе, так как все прекрасно
понимали, что оставаться в родном селе она не может. После выписки Аню-Иру
увезли в областной центр, где сняли ей квартиру, купили новую одежду, наняли
репетиторов, чтобы девушка наверстала упущенные знания и смогла получить
аттестат. Это было, конечно, здорово, но ей очень хотелось уехать подальше. В
Москву, например, где уж точно ничто не напомнит ей о трагедии. До суда ей
запретили это делать. Да и забыть обо всем не давали – таскали в милицию для
дачи показаний. А один раз даже хотели очную ставку провести с обвиняемым, но у
Ани тут же случилась истерика, с пеной изо рта и потерей сознания, так что
следователь решил от этого воздержаться.
Суд состоялся спустя два месяца после Аниной выписки. Именно
на нем она и увидела Ленчика впервые после освобождения. Месяцы предварительного
заключения не прошли для него даром. Гладкий и сытый раньше, теперь он сильно
исхудал, осунулся. Волос на его круглой голове стало еще меньше, и его лоб
теперь покрывал лишь нежный пушок. В остальном же Ленчик остался все тем же –
интеллигентным на вид, робким, приятным и безобидным… Совсем не похожим на
чудовище! А уж как тихо он говорил. С каким достоинством отвечал на вопросы
судьи и прокурора. Как смиренно принимал все обвинения в свой адрес! И с какой
тихой грустью смотрел на своих жертв…
Он был полон раскаяния! Внешне, разумеется, поскольку Аня ни
на секунду не верила его телячьему взгляду и пустым словам. А вот судья,
похоже, попала под его чары. Аня видела, как по ходу заседания менялось ее
отношение к обвиняемому. А уж когда защитник Сухова поведал суду, как тяжело
было детство Ленчика, брошенного малолетней матерью на деспотичную набожную
бабку, она начала поглядывать на него с плохо скрытым сочувствием. Но не это
было большим разочарованием для Ани, а то, что адвокат, дабы обелить своего подзащитного,
представил ее и Свету малолетними шлюхами, по доброй воле прыгнувшими в койку к
своему педагогу. Слушая этот бред, Аня готова была сквозь землю провалиться.
Особенно когда адвокат поставил под сомнение факт ее невинности на момент
встречи с Ленчиком. Но стоило ему упомянуть о том, что с пленницей номер один
обращались по-человечески (в качестве доказательства были предъявлены ее
альбомы и вязаные салфеточки), как Аня не выдержала. Вскочила и, рыдая,
кинулась к судье. По дороге она сорвала с себя кофту и предстала перед залом в
одном лифчике.
