Поздно вечером он взял трубку сам. Наверное, понял, что не
отстану.
— Привет, — я представилась.
Он обрадовался словами, но не голосом.
Разговаривая с подобными мужчинами, нужно демонстрировать
свою несостоятельность, но при этом не просить помощи.
— Я затеяла тут один проект. Хочу кое-что продавать…
— Да? — В этом «да» было все, кроме желания
покупать.
— Да, надо же чем-то заниматься…
— Ты в чем-то нуждаешься? — Мне хотелось верить,
что если бы я сказала: «Нуждаюсь», то он помог бы мне. Я имею в виду деньги.
— Нет. Пока… Но у меня ребенок… В общем, понимаешь… я
затеяла один бизнес. С моими друзьями.
— С кем?
— Ты не знаешь. И в связи с этим мне нужен Виталик.
Речь пойдет о его магазинах. Он ведь оставлял Сержу свой телефон тогда, на дне
рождения, но как же мне-то теперь его найти?
Он явно колебался.
— Он вроде сейчас за границей.
— Я уверена, у него есть роуминг.
Невозможно отказать вдове товарища без убедительной причины.
— Он вообще сейчас магазинами не занимается.
— Ничего. Мне просто надо его кое о чем спросить.
— А что ты все-таки хочешь?
— Поставлять в его магазины один продукт питания.
— Интересно. А как ты вообще?
— Вообще? Я хотела тебя спросить. Ты не был на сорок
дней у Сержа?…
— Извини. Мы уезжали на все лето, и с билетами такая
проблема…
Я молчала.
— Записывай телефон.
Он продиктовал мне номер.
— Передавай привет своей жене. Скажи, что я ее очень
люблю.
— Спасибо.
— Пока.
Звонить никуда не хотелось.
Я подошла к зеркалу и накрасила ресницы. Улыбнулась: ботокс.
Сделала серьезное лицо, чуть-чуть кокетливое.
Набрала номер.
Нужно разговаривать по-деловому, без всяких ужимок. Чтобы
Виталий мог отвечать на равных и чувствовал себя в своей тарелке. Только в
конце, в случае благоприятного решения вопроса, спросить, как провели лето, как
дети, как дом?
Мы договорились встретиться завтра. Я заеду к нему в офис. К
двум. Отлично. Кстати, оказалось, что у него нет детей.
На следующий день я поехала на встречу с Виталием.
Я бывала в разных офисах.
Недорогих, но очень стильных — это у архитекторов,
художников, девушек-бизнесвумен (не у всех).
Недорогих, но с претензией на богатство — это у тех, кто
продает окна, двери, отделочные материалы.
Дешевых и со сломанной ножкой стула — в таких давно не была.
Огромных, с дубовой мебелью — почти у всех знакомых мне
мужчин.
С небольшой камерой перед входом — заходишь туда, и дверь в
кабинет открывается только тогда, когда дверь за твоей спиной со щелчком
захлопывается. В целях безопасности. Это — у олигархов.
Для владельцев сети продуктовых магазинов, судя по Виталию,
офис делают те, у кого они недорогие, но стильные. Делают стильно и дорого.
Виталий готов был предоставить мне пятьдесят своих магазинов
для размещения пахты. Он вызвал менеджера, который вел это направление.
Оставалось решить вопрос с транспортом.
Я изучила условия, на которых они берут перевозку на себя, и
отправилась домой, собираясь связаться с молочным заводом. У молочного завода
тоже есть машины. Но неизвестно, есть ли у них пропуск в центр Москвы. И нужен
ли таким машинам этот пропуск?
9
Приехала моя дочь.
Мама привезла ее на подержанном «митцубиси», которым лихо
управляла, жалуясь на слабый кондиционер, потрепанную кожу на креслах,
отсутствие системы ABS, отсутствие памяти установки кресел, отсутствие
электрической настройки зеркал… Компакт-проигрыватель у нее был.
Моя мама родилась в деревне.
Я и сама выросла в пятиэтажке на задворках Москвы. Я комплексовала
даже перед таксистами, которые привозили меня домой.
Я считала, что жить надо в роскошной квартире, хотя никогда
ни одной такой не видела. Только читала в книгах и смотрела в кино.
Другое дело — моя дочь. Для нее то, что еду готовит кухарка,
а убирается уборщица, так же естественно, как то, что восходит солнце.
Мама деловито выгружала сумки из багажника и одновременно
давала мне наставления:
— Пожалуйста, береги Машину психику. Все это и так
подействовало на нее слишком сильно.
«Все это» — она имела в виду гибель своего зятя. Странно,
ведь я была всего на год младше Маши, когда погиб в автомобильной катастрофе
мой отец.
Мне казалось, уж кто, как не мать, должен понимать меня
сейчас лучше всех.
Я думала о мистической похожести наших судеб. Как разорвать
эту порочную спираль и не допустить повторения этого в Машиной жизни?
Хотя какой-то прогресс все же был. В отличие от мамы, я не
была разведена.
— Постарайся вообще не говорить с ней на эту
тему, — говорила мама, не обращая внимания на Машу. — Как будто
ничего не произошло.
Это был основной принцип ее воспитания. «Как будто ничего не
произошло».
Я приехала к ним на дачу, чтобы забрать Машу и маму на
похороны Сержа.
Всю дорогу я настраивала себя: быть сдержанной. Заметив
машину, Маша бежала по дачной просеке, от радости припрыгивая на одной ножке.
Увидев меня одну, она спросила, где папа. Я упала перед ней на колени и
расплакалась. Я держала ее руки и говорила, что папа умер. Что у нас случилось
несчастье. Из дома выбежала моя мама и, сразу сориентировавшись, увела Машу.
Приговаривая: «Не плачь, успокойся, возьми мишку, я сейчас дам тебе яблоко, вот
так, хорошо».
«Плачь! — хотела закричать я, глядя, как моя дочь с
испуганным лицом жует яблоко. — Плачь! И запомни этот день на всю жизнь!
Твой папа достоин того, чтобы ты запомнила это!»
Я помнила день, когда мама сказала мне о гибели отца.
Вернее, ту минуту. Мы проходили мимо автомобильной стоянки. Мне было семь лет.
— Он погиб. Разбился на машине, — сказала мама,
ведя меня за руку.
Я запомнила эту стоянку и свое смятение, когда я смотрела на
мамино лицо, а оно было совершенно бесстрастным. Через минуту она рассказала,
что я буду есть на ужин.
И с тех пор у меня большая проблема с эмоциями. Я не всегда
уверена в том, что правильно реагирую на происходящие события. Иногда мне
хочется засмеяться, но я не знаю, уместно ли это. А когда мне хочется плакать…
Хотя со смертью Сержа все стало на свои места. Мне хочется плакать, и я точно
знаю, что имею на это право.
