Я была дохлой ракушкой.
Я позвонила Олегу.
Всегда хочется переложить свои проблемы на другого.
Он спал.
Я попросила его приехать. С тех пор как у него появился
«мерседес» с водителем, я перестала скрывать от него свой адрес и телефон.
Оказалось, он занят в ближайшие три дня.
Я возмутилась. Кто, в конце концов, давал ему деньги все эти
годы? Иногда. И работу.
Он согласился позавтракать со мной в «Палас-отеле». Через
два часа.
Я опоздала, как всегда.
Он уже ждал.
— Что ты спрашивал меня в прошлый раз? —
накинулась я на него, не здороваясь. — Про крысу какую-то?
Олежек был степенен. Он пил кофе из крохотной белой чашки с
черным ободком.
— Присядь, — сказал он, улыбаясь. — Что у
тебя случилось?
— Помнишь, ты спрашивал про…
— Вову Крысу, — кивнул Олег. — И что?
— Почему ты спрашивал?
— Будешь кофе? А круассаны? Я еще омлет заказал.
— Олег! Ты можешь мне ответить?
Я теряла терпение.
— Сначала — ты. Что случилось?
Накрахмаленный официант зажег на столе свечку, поправил
маленький цветок в миниатюрной вазе.
Я сказала очень тихо:
— Это не он… понимаешь?
Олег закурил. Выпустил пару волнистых колец.
Я надеялась, что сейчас он убедит меня в обратном.
— Я знал. Ребята сказали.
Чуда не произошло. Кошмар продолжался.
— Он сказал, что это Вова Крыса. — Олег развел
руками. — Ты ведь не знаешь, кто такой Вова Крыса?
Я отрицательно покачала головой.
— Так зачем же, — это не укладывалось у меня в
голове, — раз он сказал… зачем же… — Некоторые вещи трудно называть своими
именами.
Олег пожал плечами.
— А ты думаешь, все каются и исповедуются? И потом, у
них была работа, им за нее заплатили. А все остальное…
Олег сделал жест, видимо означавший, что все остальное им до
лампочки. А может быть, что все в руках Божьих.
— И потом, мало ли кто что сказал?
Я заорала во весь голос:
— Но это правда!
Кроме нас в ресторане был еще только один пожилой
англичанин. Он пил свой чай с молоком и не обращал на нас внимания.
— И водитель сказал… — добавила я тише.
— Он же в коме? — удивился Олег.
— Вышел.
— А.
Наверное, Олежеку стало жалко меня.
— Ты не расстраивайся, — сказал он так, как будто
только что кто-то съел мою шоколадку.
Я смотрела на Олега и не могла поверить, что мы говорим на
одном языке.
— Знаешь, — на его лице появилось
отвращение, — он был законченной гнидой, этот Окунь…
Я попыталась жестом остановить его. О мертвых говорят или
хорошо, или никак.
— Я, конечно, понимаю, что дело дрянь… — продолжал
Олежек, — но…
Я вытащила из пачки сигарету. Он щелкнул зажигалкой Dupont.
Я не курила лет десять.
— Но я могу вернуть тебе деньги.
При чем тут деньги? Я затушила сигарету.
— Понимаешь, когда я выяснил, кто наш клиент, ну, навел
кое-какие справки… в общем, стечение обстоятельств… Он многим мешал… Что мне
было теряться? — Олег виновато посмотрел на меня. — Ты не единственный
заказчик на Окуня. Не злись.
Я не поняла, улыбнулся ли он, потому что ему было весело,
или просто продемонстрировал свои новые белые зубы, сочтя повод подходящим.
— Что? — не поняла я.
— В общем, у меня был еще один заказчик на Окуня.
Поэтому, раз с тобой такая осечка, если тебе, конечно, будет от этого легче, я
тебе деньги верну.
Я качнула головой:
— Не надо.
Он обрадовался.
Я посмотрела в окно. Пейзаж на улице напоминал иллюстрацию к
хрестоматийному стихотворению «Мороз и солнце…». Я заказала чай и пирожные.
«Осечка», — мысленно повторила я, смакуя каждый слог.
Чай был настолько ароматен, что я спросила у официанта
название сорта.
— Обычный «Липтон», — ответил он.
«Осечка».
Я хотела сказать Олегу, что он отлично выглядит.
— Купи себе новую зажигалку, — посоветовала я.
— Какую? — Он удивленно покосился на свой золотой
Dupont.
— Одноразовую.
— Почему?
— С такими зажигалками только жлобы ходят. Или те, у
кого нет денег.
— Ладно. — Он добродушно кивнул.
— А что это за Вова Крыса?
— Не знаю. — Олег махнул официанту, и тот пошел за
счетом.
— Но это точно он? — спросила я. Олежек пожал
плечами.
— А что говорит водитель?
— Водитель пока говорить не может. Пишет, и то с
трудом.
— А что пишет-то?
— «Крыса».
— Не много. — Олег вздохнул. — Хотелось бы,
конечно, побольше информации. А то ведь так можно и всю преступность искоренить
в Москве.
Я улыбнулась.
— Думаю, никто не расстроится.
— Как сказать… Здесь-то все свои. А то новые
появятся. — Олег, не посмотрев на счет, положил кредитку. — Ты больше
ничего не хочешь?
— Пока не хочу.
Он взглянул на мое задумчивое лицо и ободряюще произнес:
— Ну-ну… Кстати, насчет водителя. Смотри, чтобы ему не
помогли замолчать навсегда.
— Знаю. У него круглосуточная охрана. Он же свидетель.
Я с детства верила в чудеса. И как следствие — в бога. Я
тайком бегала в Елоховскую церковь и просила у бога чуда: пятерку по
математике; чтобы зубной меня не вызвал; чтобы за порванное платье не ругали;
чтобы купили собаку. Чаще всего чудо происходило. Я благодарила бога и просила
нового чуда: пусть я поступлю в институт; пусть он в меня влюбится; пусть мой
ребенок будет здоров; пусть мне купят двести двадцатый «мерседес»!
За несколько месяцев до смерти Сержа на Пасху мы ставили в
храме свечи, и я подумала, что мне не о чем просить бога. Я старалась
что-нибудь придумать, но не могла. Я решила, что это, наверное, главное чудо,
когда ничего не надо, потому что все есть.
Когда убили Сержа, я сказала маме: «Бога нет». Она ответила:
«К сожалению».
