Кира познакомилась с мужчиной в блестящей розовой рубашке и
стояла рядом с ним, поглаживая розовую Блонди и пытаясь сделать ей «паровоз».
Катя пересела за стол к одному из первых лиц «Веранды у
Дачи». Это был известный в Москве тусовщик. Он любил прикрыть свою лысину
причудливой шапочкой и отправиться в ночной клуб, производя на малолеток
впечатление тем, что знал наизусть слова всех песен еще с тех пор, как они
исполнялись впервые.
Уезжали все одновременно. Забывая платки, сумки, подарки,
зажигалки и телефоны.
Официанты аккуратно все собирали, стараясь запомнить, что с
какого стола. Они знали, что к вечеру им начнут звонить и требовать вернуть
забытое. Ценные вещи они сразу отдавали метрдотелю, а тот записывал имена
владельцев. Официанты знали всех посетителей в лицо.
Перед выходом образовалась небольшая давка. Несколько
гаишников пытались организовать движение. По случаю Нового года и щедрых
новогодних подарков от ресторана они не приставали к выпившим водителям со
своими пробирками.
Все выпили слишком много, чтобы с грустью понять: праздник,
к которому лихорадочно готовились целый месяц, закончился.
17
Мне позвонил мужчина, который представился братом моего
водителя.
В новогодние праздники я отдыхала, в офис ездила через день
и, если бы он не позвонил, спала бы до двух. Он позвонил в девять.
— Я не рано? — вежливо осведомился он.
— Нет, — сухо ответила я, соображая, что могло
произойти.
Я не ездила в больницу недели три, но знала, что здоровью
водителя ничто не угрожает. Денег, которые я оставила в прошлый раз, должно
было хватить еще дней на десять.
— Вы нас совсем забыли. — Его слова звучали как
упрек.
— А что случилось? — Я села на кровати и
покосилась на открытую форточку. Вылезать из-под одеяла было холодно.
— Вы же знаете, он в таком тяжелом состоянии…
— Я могу помочь?
— Кроме вас, нам не к кому обратиться…
Его семья отталкивала меня почти полгода. Что изменилось
теперь?
— Мы выписываемся, — объяснил он, —
состояние, конечно, неудовлетворительное, но дома ему будет лучше.
— А что говорят врачи? — спросила я, думая про
милицейскую охрану.
— Ну… они не против.
— Я вас поздравляю.
— Просто… сложности, которые в связи с этим…
— Говорите! — перебила я.
— Ему нужна сиделка, и квартира у нас, знаете ли,
неподходящая, и еда ему сейчас особенная нужна…
У меня было впечатление, что он зачитывает по бумажке.
— Вы когда выписываетесь?
— Через три дня, — он ответил неуверенно, видимо,
этот вопрос был еще не решен.
— Я приеду завтра в больницу. В три. Я повесила трубку.
Еще одна квартира?
Может, поселить их со Светланой?
Может, вообще ребенка себе забрать?
Может, уехать? В Куршевель! И пусть они сами продают пахту,
и падают на пол под автоматами, и учатся чинить упаковочные линии, и…
Я свернулась калачиком под одеялом. Решила поспать. В
гостиной двигали мебель: мыли полы. Я накрылась одеялом с головой, но не успела
заснуть, как звон тарелок проник в мое убежище. Так просыпаешься где-нибудь в
гостинице, если тебе дают номер над рестораном для завтраков. Только там эти
звуки смягчает шум прибоя.
Я спустилась вниз, накинув халат.
— Уберите, пожалуйста, это все. — Не здороваясь, я
показала на ведра, швабры и тряпки, как всегда разложенные по всему дому.
Домработница вскинула на меня удивленные глаза.
— Я каждый день уезжаю из дома, — ледяным тоном
объяснила я, — вы можете убирать, когда меня нет. А когда я дома — идите в
гладильную или готовьте еду в нижней кухне, а в комнатах должен быть уют и
порядок.
Я развернулась и ушла обратно в спальню. Домработница
собирала ведра, вытирая слезы.
Когда я снова спустилась вниз, уже одетая, она подошла ко
мне.
— Вы не цените хорошее отношение, — гордо
произнесла она, поджав губы.
— Я ценю, но и вы поймите меня! — Я уже
догадывалась, чем это закончится. — Вы работаете, потом уезжаете домой
отдыхать. А я сюда приезжаю отдыхать, понимаете?
— Вы хотите сказать, что я плохо работаю? — Она
начала рыдать. — Да я с шести утра на ногах! Я до вечера не присяду ни
разу! У вас машинка сломалась — я неделю руками стирала!
Я кивала головой. Я знала все, что она скажет.
— Вон с вашим платьем новогодним сколько возилась! Весь
подол в пятнах, на рукавах то ли вино, то ли что!
Я молчала, потому что мне было абсолютно безразлично, что у
меня на рукавах, вино или что. Главное — чтобы пятна отчистили. А их отчистят.
— Если я вам не нравлюсь, так я лучше уйду! —
сказала она, снимая фартук.
Я могла ее остановить. Извиниться, сказать, какая она
хорошая и как я ей благодарна за все, что она для меня делает. Она и вправду
была неплохая. По сравнению с остальными.
— Ну, если вы не хотите работать… — устало произнесла
я.
— Не хочу! Потому что вы сами не хотите!…
Я села в машину, не позавтракав.
Интересно, она хоть уберет за собой эти проклятые тазики или
так и уедет, побросав все как есть? Я решила отложить поиски новой домработницы
до вечера.
Нужно было позавтракать. Я заехала в офис.
Меня не ждали. Сотрудники сидели на столах, курили, хотя я
это запрещала, и делились друг с другом бутербродами.
Увидев меня, они стали тушить сигареты и виновато
здороваться.
— Дайте поесть, — попросила я и вошла в кабинет.
Новая секретарша, точная копия старой, принесла мне
вермишель «Доширак». Я съела ее с удовольствием, не думая о том, что это
вредно.
Зашел Сергей. Протянул несколько листов с таблицами.
— Посмотрите, — серьезно сказал он, — наш
оборот уменьшился вдвое.
— Чему ты удивляешься? Я ведь предупреждала, что скоро
все начнут продавать пахту. От «Вимм-Билль-Данна» до какого-нибудь
«Прод-МолКукуева».
Я беспорядочно открывала и закрывала ящики письменного
стола.
— Они бы не стали этого делать только в том случае,
если бы пахта не пошла! — раздраженно объясняла я Сергею, прикидывая, как
скоро он пошлет свое резюме «Вимм-Билль-Данну». Может, еще подождет? Я нашла
Сергея через Интернет, как и половину своих сотрудников, и, конечно, никаких
личных обязательств он передо мной не имел.
