Предложила ей покурить. Мы сделали по затяжке в моей машине.
Александра тактично вышла.
— А кто это? — спросила Лена
— Моя водительница, — ответила я.
— Клево.
За столом нас ждали Катя, Олеся и Кира с сиреневым пуделем.
Сиреневым, потому что Кира хотела надеть сиреневое платье. Но оно оказалось в
химчистке.
— Очень часто их перекрашивать вредно, — объяснила
Кира свой не гармонирующий с Блонди наряд.
Мы с Леной бурно выражали сожаление по этому поводу. Даже
тогда, когда разговор перешел на другую тему.
— Вы что, накурились? — спросила Катя.
Мы втроем зашли в туалет и, обильно опрыскивая воздух сразу
из трех флаконов духов, сделали еще по затяжке.
Вниманием Киры целиком завладела Олеся.
— Мой гинеколог мне говорит: «Давай я тебе зашью,
будешь как девочка». Я, конечно, все зашивать не стала.
— Конечно, — перебила Лена, улыбаясь во весь
рот, — ты же не дура.
— Да, но немного зашила. Чувствовала себя, не поверите,
школьницей! А мой, сволочь, пришел домой поздно. Я-то ему ничего не говорила,
сделаю, думаю, сюрприз. Для новизны ощущений. А он — пьяный! Мы с ним, значит,
в кровать, и он знаете что? — Она трагически замолчала.
— Что? — спросили мы хором.
— Он спьяну решил, что лишил кого-то девственности.
Обнял меня и стал прощения просить. А потом подарки обещал, пока не заснул.
Мы смеялись так, что заболел живот и не хватало воздуха, но
остановиться не могли.
— Ничего смешного, — сказала Олеся.
— Это уж точно, — с трудом проговорила я.
Подошел официант. Мы закрыли свои хохочущие лица
развернутыми меню и махали официанту руками, чтобы он подошел позже.
— Подождите! — выдавила из себя Лена, согнувшись
от смеха вдвое.
— Нет. Принесите мне жареные роллы, — высокомерно
попросила Олеся, как будто мы были не с ней.
— И нам тоже, — сказала Кира, имея в виду себя и
Блонди.
Когда мы немного успокоились, я заказала себе капусту на
пару. Мне надо было придерживаться диеты хотя бы месяц. Поэтому я не пила вина.
Мы выкурили еще сигаретку и поехали в «First».
В середине зала, в окружении телохранителей, танцевал Катин
олигарх. Телохранители тоже танцевали, но даже не делали вид, что получают от
этого удовольствие.
— Мне нужно курнуть, — сказала Катя, и мы
направились в туалет, на этот раз уже с Кирой и Блонди.
— Но ты не будешь напрягаться, что он здесь? —
спросила я в тесной кабинке туалета.
— Хочешь, поедем в «Кабаре»? — предложила Лена.
— Терпеть не могу «Кабаре», — сказала Кира.
— Да ладно. — Катя глубоко затянулась и надолго
задержала дым внутри.
— Может, он нас не заметит? — предположила Кира,
забирая у Кати сигаретку.
— Не надейся, — сказала Лена, — он всегда и
все замечает. Он же все время на работе.
— Хорошая работа. — Я для конспирации спустила
воду в унитазе. — Знай себе танцуй.
— Ты как моя мама. Она до шести работает, а если ее
просят остаться на двадцать минут, так она потом несколько дней возмущается. А
у него рабочий день — двадцать четыре часа в сутки. Но если он приходил домой и
говорил: «Я устал», моя мама спрашивала: «Не дрова же небось таскал?»
— А она его защищает, — заметила Кира.
— Давайте все его пожалеем, — предложила Лена.
— Может, купим ему что-нибудь? — спросила я.
— Да просто денег дадим, — ответила Катя.
Мы вышли гуськом из одной кабинки с максимально нейтральными
лицами. Две девицы за нашей спиной многозначительно переглянулись.
За первым полукруглым столом пили шампанское какие-то наши
знакомые, и мы бесцеремонно уселись за их стол. Один из них ухаживал за Кирой.
Он называл ее Мальвиной. Каждое его слово мы встречали взрывом хохота, иногда
даже громче музыки. Когда он в десятый раз назвал ее Мальвиной, а Блонди —
Артемоном, я вышла из зала, потянув за собой Катю. Мы снова закрылись в
туалете, раскуривая сигаретку, и я позвонила Александре.
— Я буду звать тебя Алекс, не возражаешь? —
спросила я под грохот музыки.
Она была не против. Я попросила принести к входу флакон
черной обувной спрей-краски «Саламандра», которая валялась у меня в бардачке.
Вернувшись, мы спросили у Киры разрешения подержать ее
собачку. Она отдала нам Блонди и ушла танцевать со своим ухажером.
Блонди вырывалась и краситься «Саламандрой» не хотела. Но мы
твердо решили сделать ее Артемоном.
Когда сиреневой осталась одна левая лапа, ей удалось
вырваться. Она побежала прямо по столу в сторону танцующих. Мы ловили ее,
сшибая бокалы и опрокидывая шампанское себе на одежду. Она спрыгнула на пол.
— Лови ее! — закричала я, расталкивая всех на
своем пути.
— Лови собаку! — кричала Катя в азарте погони.
Собаку поймал Катин олигарх.
— Артемон! — радостно улыбнулась я.
— Блонди? — с ужасом произнесла Кира.
— Привет, — сказала Катя, глядя на перепачканные
руки олигарха.
Мы пили шампанское за его столом, и я забыла про свою диету.
— Здорово ты постриглась. — Он трогал Катин ершик
на голове. Она старалась молчать, чтобы он не догадался о сути наших частых
походов в туалет.
Он пытался ее разговорить. Она не отвечала. И так — полночи.
Домой он отправил ее со своей охраной. Олеся, Кира и Артемон
уехали раньше.
Я села с Леной в ее машину, а впереди поехала Александра в
моей.
Перед постом на Кольцевой дороге я позвонила своей водительнице.
— Слушаю, — строго ответила Александра.
— Увидишь гаишников — начни вилять. А то Лена
выпила, — попросила я.
Перед постом она начала бросать машину из стороны в сторону
так, что гаишники летели к ней буквально на крыльях, не забывая изо всех сил
свистеть в свисток и размахивать дубинками.
— Что мне делать? — растерянно спросила Лена,
наблюдая за этой суетой.
— Езжай спокойно. Ни на кого не обращай внимания.
В районе Барвихи мы простились, и я пересела к Александре.
— Я буду звать тебя Алекс, — напомнила я ей.
20
Я лежала в постели и размышляла о том, как в моей
тридцатиметровой спальне могла уместиться двухкомнатная квартира моего детства.
С кухней и совмещенным санузлом. Я мысленно чертила границы помещений,
выкрадывая места для кладовки и гардеробной (не помню, были ли они там?), и у
меня получался довольно просторный домик для Барби. Я населила его двумя детьми
(у меня был брат), мамой и папой. Вышло здорово, если представить себя
ребенком. Потом вообразила себя мамой — не так много уборки, потом папой — и
уехала на футбол. На этом моя потребность фантазировать не исчерпалась, и я
попыталась представить себя их собакой. В домике для Барби — двухкомнатной
квартире с кухней и санузлом — моей спальне. Ничего не получалось. Не
получалось представить себя и кошкой. Я подумала, что курение наркотиков плохо
действует на воображение.
